Уже некоторое время, согревшись и расслабившись, я думала о чем-то постороннем, когда услышала стук закрываемой входной двери. «Ах да, сегодня же пятница, сокращенный день», – вспомнила я.

Судя по звуку шагов, Тим подошел к ванной. В ней горел свет, хотя дверь я и не заперла – он не мог не понять, что тут занято. Тем не менее, несколько секунд спустя он появился на пороге, и меня тотчас обдало холодом из прихожей. В ванной было значительно теплее, даже стекла зеркала запотели.

– Закрой! – Это была моя первая реакция. И только второй стало удивление:

– Что с тобой?

Не отрывая от меня взгляда (а в этот раз у меня не хватило терпения воспользоваться гелем для душа, так что моей наготы не скрывала даже пена), Тим принялся расстегивать ремешок часов. Потом – ремень на брюках.

– Ты чего? – повторила я.

– Хочу принять ванну вместе с тобой, – отозвался он, совершенно не смущаясь, будто для нас это было обычным делом.

– Замерз? – спросила я слегка напряженно.

– Очень. Душ здесь не поможет.

Тим освободился от одежды и расположился в довольно тесной ванне напротив меня.

– Как в джакузи, – пошутила я, стараясь смотреть в сторону, на его брошенные поверх стиральной машинки джинсы.

«В выходные надо забросить в стирку все джинсовое», – механически отметила я.

– Куда ты так пристально глядишь?

– Э… Не знаю.

– А почему не на меня? Я тебе не нравлюсь?

Как я уже отмечала, фигура Тима была далека от идеала, но, судя по тону, ответа «не нравишься» он просто не допускал. Ну, как всегда. Может, поэтому у него и было немало девушек – все дело в этой ауре непоколебимой уверенности.

– Да ты Аполлон, кто спорит-то, – пробормотала я с улыбкой.

Наши ноги под водой не то что соприкасались, а практически сплетались друг с другом, и я не могла понять, что ощущаю по этому поводу. Скованность, легкое стеснение – безусловно. Удовольствие? Пожалуй, да, немного. В тот момент я еще была уверена, что мы просто посидим вместе в ванне, а потом оденемся и как ни в чем не бывало отправимся смотреть кино. А это что-то вроде очередного витка нашей безусловной близости.

Мы заговорили об отвлеченном: работа, учеба, снег («Надо же, сколько нападало, как зимой!»), недавно прочитанная нами повесть… Не знаю, как моя рука оказалась на бедре Тима, его – на моей талии и ниже, как встретились наши губы, кто из нас положил начало этому сумасшествию – жадным прикосновениям, объятиям, поцелуям, которыми мы никак почему-то не могли насытиться. В голове то и дело вспыхивали только две обрывочные мысли: «Но ведь я никогда не хотела…» и «это так приятно…». Всплывали – и тут же гасли: было не до размышлений.

Мы забрызгали водой весь пол и коврик возле ванны, потом как-то стремительно оказались в комнате под одеялом… помню белое постельное белье на кровати Тима – из гладкой, напоминающей шелк, но куда более дешевой ткани, с которого мы то и дело почти соскальзывали. А одеяло соскальзывало буквально, и, несмотря на то что отопление не работало, мы не спешили возвращать его обратно. Теперь было и без того жарко.

Так начался совсем другой период. Менее гармоничный, более острый и суетной, период бесконечных метаний и осмысливаний. Казалось бы, наша дружба перетекла в нечто большее довольно органично – почему было просто не позволить течению и дальше нести нас вперед? Тим, похоже, именно так и рассуждал, если он вообще умел рассуждать.

У меня было иначе. Осознав, что это был не случайный эпизод и все бесповоротно изменилось, я первым делом испытала страх.

– У нас с тобой отношения? – Я никогда не чувствовала себя глупее, чем в момент, когда задавала Тиму этот вопрос – требовательно, с надрывом, точно любовница, собирающаяся отмолить своего обожаемого у жены.