А я предательницей никогда не была. Порву с ним чуть позже...
И я ему написала: «сочувствую утрате».
Ответа не последовало.
Провозилась ночь, поглядывая на телефон, но он упорно молчал. В сети гремели новости авиакатастрофы, снимки с места трагедии, догадки, версии...
Наутро отец собрался к Радмински, оказывается ещё по прилёту договорился о встрече, и мне пришлось с ним ехать. На самом деле, не знала, как отказать, да и приличия ради было необходимо...
Стэфан уже оказался на рабочем месте. И ни где-нибудь в кабинетике заместителя, рядового сотрудника, а в кабинете отца. На самом высоком этаже из всех, что занимала корпорация его семьи. Стэф и до того здесь работал, но в связи с трагедией... в их семейном бизнесе наступили перемены.
И первая — Радмински младший занял не только кабинет отца, но и временно его пост. До первого совета, где и должна будет решиться судьба столь масштабного дела.
Когда вошли, Стэф стоял, руки в карманах, покатывался с пятки на носок и задумчиво смотрел в обзорное окно кабинета президента компании в небоскрёбе с лучшим видом на мегаполис.
— Приносим искренне соболезнование твоей утрате, — отец был, как всегда воспитан и учтив.
— Спасибо, — безжизненно отозвался Стэфан.
— Они были достойными людьми...
— Да, но их это уже не вернёт. Так вы по делу? — обернулся, будто мы... совершенно чужие и не ко времени. Почти мешали его важной работе.
— Пришли выразить соболезнование и заверить, что любая помощь, если нужно...
— Спасибо, я справлюсь, — отрезал Радмински. — Что-нибудь ещё? — деловым тоном. Так стало мерзко. Мы с папой, будто подачку просили.
— Нет, это всё, — недоуменно кивнул отец, так и остался стоять... нам ведь даже не предложили сесть. Папа на меня покосился. Видимо, надеялся, у меня на лице отыскать ответы или, что я как-то исправлю возникшее недопонимание.
Но мне нечего было сказать, я пребывала в большем шоке.
— Ладно, — зажато кивнул папа, — вижу ты парень сильный, — пробормотал в явном смятении. — Не буду мешать, но помни, что я всегда готов помочь. Милая, ты остаёшься или со мной?.. — ко мне обратился.
— Д-домой, — торопливо отозвалась. — Мне очень-очень жаль, Стэф. Если могу чем-то...
— Нет, не можешь. Я справлюсь, — холодом облил экс-жених, но только мы ошарашенные приёмом к двери ступили, Радмински окрикнул:
— СтанислАв, как ваши переговоры? Отец говорил, что планы были и...
— Я оставил типовые проекты и смету в нескольких банках. Но было бы хорошо дело решить на уровне губернаторов, мэров, а в идеале до президента бы дойти...
— Высоко, — безлико кивну Стэан, — а теперь простите, дел много.
Была ли я в шоке? Не то слово...
Ехали домой в гробовой тишине и только дома папа уточнил:
— Вы в соре?
— Нет, — не лгала, мы же не ссорились, я просто ушла. Поиграла в прятки и молчанку всего пару дней.
— Тогда, что это было?
— Может, у него такая реакция из-за смерти... Потом отойдёт... — мямлила, а в сердцах молилась, чтобы у папы вопросы решились быстрее. А Стэфан обо мне больше не вспоминал.
И он не вспоминал... Почти день...
Новости орали о случившемся, конечно, много сплетен, и когда они затронули меня и его «размолвка или удар после смерти отца? И почему Шольц словно чужая? Она его бросила, потому что компания Радмински стремительно тонет?»
Неприятны обвинения при том, что хоть и злилась на Стэфана, но позвони он, заикнись о помощи, намекни на поддержку, я бы пошла...
Я и без того рядом была. На отпевании, на кладбище. Но мы даже словом не обмолвились.
Так что я хоронила наши отношения вместе с его родителями. И если его отца и мать мне было искренне жаль, то наших отношений – нет.