– Через крышу залезли! – сказал я. – Посмотрите, что пропало?

– Боже мой! Неужели…

– Что?

– Волговские колёса… Ну так и есть – камеры пропали… О господи!

– На директорскую «Волгу»? – догадался я.

– Ну да! Это же такой дефицит! На днях лично привёз. Сказал: «Храни как зеницу ока!» Хотела же, хотела в избушку закатить! Ой, дура я, дура! Он меня сожрёт!

– Не переживайте. В обед схожу к Лизиковым.

– Да вы их не знаете! Майка гладиться не дастся! – Зинаида Алексеевна была в отчаянии.

– Я и не собираюсь её гладить! Милицией припугну. Как её отчество?

– Майя Никифоровна.

В обеденный перерыв я пошёл к Лизиковым.

Огромный трактор загораживал вид на принадлежавшую им обшарпанную часть дома. Невольно взглянул на номер: тридцать – четырнадцать!

Двор кишел ребятнёй, нетерпеливо суетившейся вокруг печки-времянки, у которой с мокрым от пота лицом помешивала в бурлящим котле своё варево Майя Никифоровна.

– Подождите! Не околеете, однако! – кричала она на детей.

На крылечке с островками оставшейся оранжевой краски сидел хозяин и курил папиросу. Две страдавшие от жары собаки с высунутыми языками, наслаждаясь, принимали его почёсывания. В тени сеней стояли два приставленных один к другому стола, накрытые дырявыми клеёнками. Три кирпича – два по краям и один в середине – удерживали их от унесения ветром. Пахло берёзовым дымом, вырывавшимся из цементной трубы.

– Коля! Кто пришёл? – крикнула хозяйка.

– Мужик какой-то! – басом ответил Коля и спросил, обратившись ко мне: – Чего надо?

– Я заведующий мастерской.

– И что?

– Николай, ваши дети украли со склада две камеры. Пусть вернут – вот и всё, что мне надо!

– Знаете, что! Идите, однако, к чёртовой матери! – отвлекшись от своего котла и встав в самую отважную позу, заявила Майя Никифоровна. – Как что, сразу Лизиковы! Как будто только мои дети воруют!

– Ваших видели с камерами. Они на речке с ними купались. Но если вы не хотите отдать их по-хорошему, к вам придёт милиция.

– Ой-ёй-ёй! Так я, однако, и затряслася от страха! Плевать мне на твою милицию! Я мать-героиня! Пошёл отсюда, пока поварёшкой по башке не получил!

– Заткнись! – рявкнул на неё муж и, указывая на одного из своих сыновей, позвал: – Ну-ка, иди сюда!

– Я? – спросил белобрысый, подросток лет двенадцати в майке и шароварах, продранных на коленках.

– Нет, не ты! Вон тот, конопатый.

– Я?

– Да-да, ты!

Из столь необычного общения я сделал вывод, что отец не очень коротко знаком со своими детьми.

Набычившийся конопатый подошёл к отцу.

– Лазили в склад?

– Ну да, позавчера вечером.

– Кто с тобой был?

– Сашка, Колька, Васька.

– Где камеры?

– На речке оставили.

– Найди и отдай ему, – мотнул он на меня головой.

– Пусть хоть поедят, – вступилась мать.

– Потом пожрут. Марш на речку!

Хмурая четвёрка, двинулась со мной.

– Тебя как зовут? – спросил я конопатого.

– Андрюшка.

– Через крышу залезли?

– Через крышу. А как вы узнали?

– Как я узнал не важно, а как вы залезли – интересно. Склад-то высокий, и лестницы нет.

– Мы давно лазим. Колька с Сашкой сгибаются, Васька залезает им на спины, а я Ваське на плечи, а оттуда на крышу. Там шиферина оторвана. Я отодвигаю и прыгаю внутрь на колёса.

– А назад как?

– По колёсам. Потом подтягиваюсь на руках и опять вылезаю на крышу. Кладу шифер на место и спускаюсь, как залезал.

– Так ты говоришь, вы не первый раз лазили? Сколько камер украли?

– Четыре. Сперва две, и позавчера две. А те что раньше – то давно было.

– Тебе сколько лет?

– Одиннадцать.

– Вам бы в футбол играть, а не камеры из склада таскать.

– Жарко и купаться хочется, а я плавать не умею, и Васька с Колькой не умеют. Один Сашка. Без камер нельзя… На речке весело.