Лежа на кровати с бутылкой пива в руке и следя за боксерами, я вдруг понял, как мне надоела эта латиноамериканская шлюха. Даже если не сравнивать ее с Ритой, даже если бы Риты вообще не было в моей жизни, все равно – Кончите не место рядом со мной. К чертям собачьим таких баб, у которых в голове нет ничего, кроме секса, денег и революционного терроризма.

И тут же у меня в голове созрел план дальнейших действий.

Сейчас я возвращаюсь к Кончите в отель и объявляю, что она свободна.

И пусть только вякнет!

Тогда я покажу ей, кто тут хозяин. А она, если угодно, может идти к своему папаше-любовничку и жаловаться ему на русского Знахаря, который послал ее на хрен. Этот Альвец и так-то был для меня никто, а теперь, когда Сам Великий Наркоимператор наделил меня властью, место ему – под никарагуанской лавкой.

А Кончита…

Ну, дам я ей еще один миллион, чтоб она угомонилась. И все дела.

В таком бодром и решительном настроении я покинул отель «Бисмарк» и поехал к Кончите. Но когда я без стука вошел в ее номер и проследовал прямо в спальню, потому что где ей еще быть, как не в спальне, то мое настроение резко изменилось.

Кончита лежала поперек растерзанной кровати, уставившись в потолок неподвижными открытыми глазами, и из ее груди торчала рукоятка ножа.

Точнее – не ножа, а узкого и длинного стилета.

Лезвие попало точно в сердце, поэтому крови вытекло совсем немного – всего лишь короткая черная струйка, которая уже начала засыхать.

Над изголовьем кровати, на стене, красовалось изображение какого-то цветка, сделанное губной помадой, и я почему-то стал судорожно вспоминать, что же это за цветок. В его очертаниях было что-то знакомое.

Но ситуация не предполагала разгадывания шарад и ребусов, поэтому я сходил в ванную, намочил полотенце и стал скрупулезно протирать все места, где за эти два дня могли остаться мои отпечатки пальцев. Это была кропотливая, но тупая работа. Моя голова оставалась сво-боднной и, тщательно протирая подлокотники кресел, косяки и ручки дверей, столы и прочие места, к которым я мог прикасаться, я не переставал думать об изображении, находившемся над кроватью.

И додумался-таки!

Жирными росчерками темнобордовой помады на стене германской опочивальни была изображена маргаритка.

Конечно же, маргаритка!

А значит…

Я бросил мокрое полотенце на стол и, закурив, уселся в кресло, которое только что протер. Интересно, Маргарита убила ее из ревности или для того, чтобы подставить меня?

Вот это было настоящей загадкой.

Ну, как бы там ни было, а ноги отсюда делать надо. Хорошо еще, что я никак не фигурировал в документации отеля. Поэтому, протерев все, о чем смог вспомнить, я заглянул в спальню, посмотрел в последний раз на мертвую Кончиту и, вздохнув, вышел из номера.

А на дверь повесил табличку «do not disturb» – «не беспокоить».

Спускаясь по лестнице и старательно отворачиваясь от всех, кого встречал, я думал о том, какая же я все-таки бессердечная скотина.

Только что убили женщину, с которой я провел не одну бурную ночь, а мне – хоть бы хны. Единственное, что меня занимало в эту минуту, так это то, что если раньше женщины, которые были рядом со мной, просто погибали от такой опасной близости, то теперь они начали убивать друг друга.

Ну и где же тебя теперь искать, Маргарита Левина?

Когда несколько лет назад я впервые оказался в Нью-Йорке, то, как и все приезжие, первые несколько дней ходил по его узким улицам, задрав голову. До сих пор удивляюсь, как это меня не обчистил какой-нибудь карманник. Для мастеров работы по ширме я был весьма лакомым кусочком.