Семья Эдуарда Робертовича Порохова ещё с довоенных времён проживала в первой квартире дома номер сто сорок четыре по улице Нижняя Приютская (впоследствии, когда название улицы и номера домов были изменены – в доме номер сто сорок шесть по улице им. Камо). Дом тот представлял собой одноэтажное строение высотой в четыре с половиной метра, занимавшее примерно шестую часть квартала, длиной в пятьдесят четыре метра и шириной в двадцать два6. С восточного торца этого дома, на самом углу, насколько было ясно из дядиных рисунков, изображавших этот же участок более крупным планом, находился киоск с газированной водой. Так, во всяком случае, значилось напротив заштрихованного квадратика. Но под этой надписью рукой Лёши была сделана другая: «Сусаннина будка»7. Я не сразу понял, что имелся в виду не староста из деревни под Костромой; что «Сусанна» – это имя женщины, работавшей в киоске. Впрочем, на более ранних рисунках киоск был обозначен уже как «Будка Сурена»8, так что вряд ли это имеет для моего рассказа больше значение9.

Как я понял из других документов, Пороховы вообще-то жили в квартире номер два, но в первой квартире ранее проживала супружеская чета неких Копоглецких, арестованных и расстрелянных в 1951 году, а семья Пороховых была слишком большой для однокомнатной квартиры, даже в двадцать два квадратных метра: сам Эдуард Порохов, его отец – Роберт Романович, мать – Зинаида Астафьевна, жена Эдуарда – Римма Петровна, и его тётка по материнской линии – Александра Астафьевна. По тогдашним законам им до положенного минимума не хватало ещё метров двадцати пяти. Поэтому, даже когда в 1948 году освободилась квартира номер три, справа (скоропостижно скончалась некая Полина Ашотовна Симонян, одинокая старушка девяноста пяти лет), и семья Пороховых получила в своё пользование её девятиметровую комнату, они всё ещё могли претендовать на дополнительную площадь. И после ареста Копоглецких было принято решение о передаче Пороховым освободившейся комнаты площадью в восемнадцать квадратных метров. Пороховы наглухо заделали входные двери второй и третьей квартиры, а пользоваться стали дверью квартиры номер один. В документах же были сделаны записи о присоединении первой квартиры дома ко второй; точно так же, как тремя годами ранее – о присоединении ко второй квартире третьей. Таким образом во дворе дома официально исчезли первая и третья квартиры, а фактически – третья и вторая.

Этот момент – что Пороховы стали пользоваться входной дверью бывшей квартиры Копоглецких – дядя Толик выделил специально. Вход во двор дома был через ворота, и квартира Пороховых оказывалась первой справа. На плане, нарисованном Толиком, прямо возле её дверей красным цветом был изображён заштрихованный кружочек (весь остальной рисунок выполнен простым карандашом). Он размещался в небольшом квадратике, примыкавшем к стене дома; небольшой выступ или, как я тогда подумал, пристройка во дворе, может быть, чулан или кладовка, примерно два на два метра (если не врал масштаб), который надо было обогнуть, чтобы попасть ко входным дверям. И возле этого красного кружочка были нарисованы три жирных восклицательных знака. Тоже красные.

Семья Копоглецких получила эту квартиру в 1939 году. Прежде здесь был склад хозяйственного магазина, располагавшегося как раз на углу, где позже построили здание с «лифтом-убийцей» (полуподвальный магазин этот, кстати, просуществовал до самого сноса дома). Но пожить в новой квартире Копоглецким довелось недолго. Началась война, и Ян Иосифович ушёл на фронт. Жена его – Тамара Васильевна – всю войну проработала в госпитале медсестрой. Вернулся Ян в Баку в начале сорок шестого, и до пятьдесят первого больше никаких сведений о его семье в папке не было.