– До трусов… – прошептала Линда, и даже под краской стало видно, как она побледнела.

– Да ладно ты, – усмехнулась фру Винардсон, услыхав её шёпот. – Больно мне нужны были эти телеса, – она кивнула на Эриксона. – У меня в моё время такие самцы были, что твой учитель при них только свечником мог быть – у кровати подсвечивать.

    Громовой хохот консьержки разнёсся по холлу, она покачала головой, отдавая дань своему юмору, и направилась в привратницкую, почтя разговор оконченным.

– У вас с ней что-нибудь было? – ревниво прошептала Линда и ущипнула Эриксона за ляжку.

    Ему больше всего хотелось покончить со всем этим представлением, очутиться у себя дома, в кровати, и чтобы рядом, забросив на него ногу, посапывала Хельга, и чтобы бретелька ночной рубашки спала с её плеча, и одна великолепная грудь её приоткрылась, дразня желания.

– Да вы что? – воскликнул он. – С этой тушей? С этой бегемотихой в облезлом халате?

– «Вы»? – обиженно и с подозрением переспросила она. – С каких пор мы перешли на «вы»?

– Ладно, не стоит цепляться к словам, – поморщился он. – У меня голова трещит.

– Ну, если ты действительно так нализался вчера, как она рассказывает, то не мудрено, – усмехнулась Линда. И, прижимаясь к нему, добавила: – А я так хотела затащить тебя в постель сегодня… Прямо вот так, в этом дурацком костюме. Ты хотел бы трахнуть клоунессу, а? Ты ведь никогда ещё не трахал клоунесс?

    Эриксон вынужден был признаться, что никогда.

– А в юности, – не отставала Линда, – ведь наверняка мечтал зажать какую-нибудь паяцку в углу и как следует потискать, а? А то даже и напялить её на свой стручок, нет?

– Да нет, – припомнил Эриксон. – Я никогда не любил клоунов. Я их всегда боялся почему-то. Ну, пока был маленький – точно боялся.

– Глупый, – констатировала Линда, прижимаясь к нему крепче. – Ну что, пойдём к тебе?

    Он безвольно пожал плечами и стал подниматься по лестнице. А довольная Линда повисла у него на руке и то и дело тянулась поцелуем к его уху.

– Клоун, – произнёс сверху тот самый мальчишка. – Ничего себе!

– Привет, Йохан, – улыбнулась ему Линда.

– А-а, так это ты, – разочарованно произнёс Йохан, узнавая Линду по голосу. – А я думал, и правда – клоун.

    Снова открылась дверь напротив. В проёме показался давешний старик, Пратке. Он уставился на Эриксона и «клоунессу» воспалённым взглядом, в котором сквозило негодование.

– Я вам не позволю! – произнёс он после минутного гневного молчания свою излюбленную фразу. – Никому не позволю.

    Линда показала ему язык и дёрнула Эриксона за рукав:

– Эй, ну ты откроешь когда-нибудь?

    А Эриксон с тревогой рылся по карманам в поисках ключа. Замок в двери стоял английский, и защёлкнув его десять минут назад, он даже не думал о том, как попадёт обратно. Собственно, обратно он и не собирался попадать.

– Кажется, я не взял ключ, – отозвался он.

    Мальчишка сверху смачно плюнул. Плевок шлёпнулся буквально в паре сантиметров от ноги Пратке, который всё стоял у своей двери и грозил им пальцем. Словно усмирённый этим плевком, старик немедленно исчез в своей прихожей и прикрыл дверь, оставив узкую щель, через которую продолжал следить за Эриксоном и Линдой в один глаз.

– Придётся идти за ключом к Бегемотихе, – вздохнула Линда, мгновенно переняв определение, придуманное Эриксоном.

    Тут он как раз достал из кармана пиджака целую связку ключей, как у заправского вора-домушника. Линда обрадованно захлопала в ладоши.

    Минут пять потребовалось на то, чтобы методом тыка отыскать нужный ключ, и наконец доступ в квартиру был получен.

    Линда чувствовала себя здесь совершенно по-свойски, как дома. Эриксон в какой-то момент подумал даже, а не была ли она женой неведомого Якоба Скуле. Пока он, кряхтя и боясь лишний раз резко повернуть голову, разувался, выключал в прихожей свет тусклой лампочки и брёл до гостиной, оказалось, что Линда уже в спальне, забралась в кровать.