Вспоминая тот решающий момент нашей ссоры с деревенскими парнями, я не могу не подумать об огнях Эльма, и вот по какой причине. Я уверен, что и Краб, и Славик испытывали одно и то же волнение, которое возникает у всех перед дракой. Наше положение становилось критическим, на каждого из нас приходилось по нескольку человек. Их предводитель с пьяной рожей сжимал кулаки от злости. Краб отвечал ему спокойно, остроумно, с чувством собственного достоинства, что еще больше распаляло того. Наконец, потеряв всякие аргументы, Пьяная Рожа приказал Крабу, прислонившемуся к полатям, встать:
– Я не бью лежачего.
Краб спокойно поднялся. Мы со Славиком тоже встали. И тут мне показалось, что произошло то самое явление. Голова Краба засветилась непонятным сизым огнем. Как будто ореол святости или мученичества воссиял над его макушкой. В этот кульминационный момент я не мог не подивиться, глядя на это чудо. Девушки закричали:
– Постыдились бы – на троих всей деревней.
Это и в самом деле устыдило парней, они вывели за руки Пьяную Рожу, девушки закрыли за ними двери на все запоры.
– Они теперь нам все стекла повыбивают.
Но стекла остались целыми, а с улицы еще долго доносились голоса.
Однако после этого инцидента и начались беспокойства Краба. Девушки в поле знакомились с трактористами, заводили среди них дружков. После работы некоторые из них уходили на свидание и возвращались поздно ночью. Краб переживал за каждую из них, потому что не был уверен в порядочности парней:
– Не вышло бы какой истории, – говорил он.
Несмотря на усталость, он засыпал спокойно лишь тогда, когда возвращалась со свидания последняя студентка. И тут он пошел на гениальную хитрость. Как-то вечером он мне сказал:
– И как у них хватает сил после тяжелой работы тащиться еще куда-то на свидание?
– Любовь силы удесятеряет.
– Верно, – согласился Краб. – А вот, по мнению Овидия, страх силы отнимает.
Тут он вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Эврика! Ты знаешь такой знаменитый афоризм Тацита: «Страх и ужас – непрочные узы любви».
Я этого афоризма, разумеется, не знал. Краб, улыбнувшись, продолжал:
– Почему-то я вспомнил эту фразу и подумал, что страх и ужас – непрочные союзники любви. Стоит только их посеять, как те, которые начнут бояться, перестанут ходить по ночам на свидание.
С этого вечера Краб стал рассказывать девушкам страшные истории, а он был непревзойденным рассказчиком, и о его фантазии я уже говорил ранее. Если бы он записал только часть своих потрясающих рассказов, то великие мастера ужасов Эдгар По и Стивенсон перевернулись бы в гробу от зависти. При этом Краб всегда сохранял необыкновенную серьезность, и, глядя на него, я вспоминал как-то приведенные им слова Цицерона: «Удивительно, как это жрецы-предсказатели, взглянув друг на друга, могут еще удержаться от смеха». Но мне было не до смеха особенно в те минуты, когда я поддавался всеобщему настроению. Именно тогда я воочию увидел, как кровь стынет в жилах.
Вначале девушкам понравились вечера ужасов с гаданиями, спиритизмом, вызовом духов усопших. Они визжали от восторга, принимая участие в погружениях Краба в сферы тьмы. Кстати, замечу, что Краб достигал большой выразительности своих рассказов, создавая соответствующую обстановку. Тушился свет, в самых напряженных местах, когда он делал паузы, обязательно что-либо происходило невероятное: вдруг с потолка начинала сыпаться штукатурка или раздавался неожиданный стук в окно. Как это ему удавалось, мне остается только ломать голову. В конце концов, от ежевечерней игры на нервах и острых ощущений девушки приуныли и (потрясающе, рецепт Краба начинал действовать) стали бояться. Как только начинало темнеть, ни одна овечка не отваживалась переступить порог дома.