Мать вот уже несколько лет работала в публичном доме её родного города. Для дочери она снимала скромную комнату в общежитии, где та, привыкшая к коммунальной жизни школы, коротала лето. Иногда Лили навещала её или приводила дочь к себе через чёрный ход, чтобы дать примерить кое-что из вещей, кои, по её мнению, должны были подойти юной девушке и уберечь от переохлаждения в осенне-зимний период. Вот и теперь Кристине следовало явиться к сроку ровно через неделю и примерить стильный вязаный кардиган, а также кожаные сапоги на невысоком каблучке, которые получилось урвать на распродаже у мадам Фельд. Но это впереди, а сейчас девушка садилась в такси к Дитеру, предвкушая, как утром следующего дня после изнурительной дороги в тесном купе поезда окажется в своей комнате в школе, ставшей за эти годы для неё родным домом. Авто домчало её до вокзала за считаные минуты, а в купе Кристина, наконец, позволила себе заснуть на жёстком кресле. После детства, проведённого в коморке, она умела спать в любых условиях.

Проснувшись на другой день, девушка обнаружила себя прижатой щекой к плечу соседа. В следующую секунду ей стало дико неловко, и она резко отпрянула. Однако повернуться и взглянуть на спутника у неё получилось не сразу – шея предательски затекла, и повороты давались ей с пронзающей голову болью. Кристина схватилась за затылок и не глядя теперь на соседа, буркнула невнятное «Прошу прощения». До неё не сразу дошло, что между ней и плечом мужчины лежало нечто, похожее на тонкий шарф, сложенный в несколько раз. Когда Кристина отстранилась, вещь упала и теперь мужчина придерживал её, легко сжимая в изящных длинных пальцах.

Девушка могла видеть только эти руки. Для того чтобы обозреть спутника, несчастной с затёкшей шеей требовалось развернуться к нему всем телом, а этого не позволяла тучная соседка, сидевшая по другую сторону от неё. И всё же, превозмогая боль и некоторое стеснение, Кристина на секунду обернулась в его сторону. По-видимому, её большие голубые глаза с бирюзовыми искорками и маленький ротик от этой манипуляции скривились в настолько мученическую гримасу, что лицо соседа выразило вполне искреннее сострадание. За то время, что шея Кристины позволяла ей удерживать этот героический поворот головы, девушка успела разглядеть того, кто сидел рядом. Худой и, судя по всему, высокий мужчина с копной густых каштановых волос, обрамлявших скуластое лицо, выглядел уставшим. Двухдневная щетина выдавала в нём человека, который довольно давно находился в пути. В серо-зелёных глазах мерцали огоньки рассветного солнца, отражавшиеся в них сиянием множества искорок. Одет он был в простой чёрный шерстяной костюм, в котором ему, как и большинству присутствующих в купе этим утром, становилось жарко.

– Вам не за что извиняться, – ответил он ей. – Мало кому удаётся поспать в таких условиях. Рад быть вам полезным. Куда вы направляетесь? – Голос незнакомца звучал мелодично с акцентом, который сглаживал грубые согласные звуки и выдавал в нём англичанина.

Кристина, не поворачивая головы, ответила:

– В Ганновер, – потом, скорее из вежливости, чем из интереса, всё же добавила. – А вы?

– Нам с вами по пути, – прозвучало в ответ.

Кристина дежурно улыбнулась. Она безуспешно попыталась заставить сопротивляющуюся шею повернуться, чтобы снова взглянуть на собеседника. В итоге несчастная, всё же наплевав на манеры, откинулась на спинку своего сидения, достала из сумки стопку исписанных мелким почерком листков и на весь оставшийся путь целиком погрузилась в чтение и корректировку рукописи. Изредка она ловила на себе взгляд соседа и только тогда вынимала изо рта искусанную ручку. В такие минуты ей почему-то хотелось спрятаться за широкую спину соседки, сидевшей с другой стороны. Возможно, неловкость от их первого знакомства и его тонкой заботы с участием шарфика ещё давали о себе знать или же ей совсем не хотелось, чтобы попутчик уличил её за чтением рукописи, содержавшей в себе то, что не одобрялось обществом. К счастью, и сама она не везде могла сразу распознать почерк, а потому бояться было нечего.