Шкатулочный психоз был совершенно иррациональным, а потому бороться с ним было чрезвычайно сложно. Со временем Василиса всё же научилась загонять этого дикого кусачего зверька в клетку, где тот ненадолго засыпал или только притворялся соней, и тогда её жизнь снова начинала играть яркими красками. Какое-то время Василиса могла ощущать себя не беспомощной марионеткой в чьи-то не слишком заботливых руках, а игроком увлекательной Игры в Реальность, но очередной сон про шкатулку словно бы взламывал замки, которые она понавешала на клетку с вредоносной тварью, и страх вырывался на свободу. В результате, существование Василисы как бы разделилось на две части: в одной половинке она жила в своё удовольствие, а в другой – расплачивалась за свою беспечность.

Однако деятельная жизнелюбивая барышня никак не могла смириться с незаслуженным наказанием, непонятно за какие грехи свалившимся на её голову, и принялась рьяно искать причину своих страданий. Так что Василиса ни капельки не лукавила, когда сказала отцу, что ей нужно разобраться в себе. Следует признать, что отчаянная искательница взялась за дело со всей серьёзностью, не взирая на вечную занятость и сопутствующие расходы. За год Василиса побывала в трёх ретритах, включая поездку в Тибет к какому-то знаменитому гуру, успела всласть помедитировать, пожить в полном уединении, забурившись с палаткой в горы, и прослушать десятки лекций по психологии и работе с подсознанием.

Пока результаты были более, чем скромными. Приступы шкатулочного психоза, словно издеваясь над стараниями незадачливой исследовательницы глубин подсознания, продолжали накрывать свою жертву с регулярностью автобусного расписания. И всё же нельзя сказать, что Василисины труды не привели совсем уж ни к какому результату, правда, назвать его позитивным смог бы, наверное, только злостный оптимист. Покопавшись в своём внутреннем мире, она обнаружила, что связанный со шкатулкой экзистенциальный ужас не имел ничего общего с обычными человеческими страхами. Этот монстр существовал как бы сам по себе, причём с самого её рождения, но до поры, похоже, пребывал в летаргическом сне, пока кровавое видение его ни пробудило. Так что истоки страха следовало искать в сопливом детстве или вообще в дурной наследственности.

Нынешние Василисины занятия цигуном были ещё одной попыткой расковырять душевную рану, чтобы выдернуть эту занозу, не дававшую ей спокойно дышать. Отправляясь тем вечером на ночные бдения в пик зимнего солнцестояния, отчаянная искательница даже не подозревала, какие неожиданности может принести одна единственная бессонная ночь.

Глава 2

После жёстких и грубых форм мира Игры облик родного города всегда казался Врану хрупким и беззащитным. Здания, словно сделанные из облаков, парящие в небе сады и окутанные радужной дымкой водопады, а ещё непрекращающееся ни на секунду движение эфирных потоков, превращавших сам воздух в разноцветную карусель. Адаптация к этим вроде бы привычным элементам городского пейзажа с каждой следующей миссией требовала всё больше времени и ментальных усилий. Игровой психоз, так это называли медики, проводящие реабилитацию вернувшихся с задания сталкеров. Впрочем, адаптироваться к реальности Игры для аэров было ещё сложнее, поэтому доступ в игровой мир для жителей Аэрии был строго ограничен во избежание проблем с психикой. А в отряды спасателей отбор был вообще запредельно жёстким, ведь сталкерам приходилось постоянно перемещаться из одного мира в другой.

Здание Совета Пятёрки на изменчивом текучем фоне остальных городских строений радовало глаз своей монументальностью. Вран невольно усмехнулся, вспомнив, как его раньше раздражала эта неподвижная махина, какой неуместной безвкусицей казались эти гладкие стены и контрастные цвета. Сейчас он был благодарен архитекторам безобразной уродины за их предусмотрительность. После игровой миссии здание Совета было, пожалуй, единственным элементом городского ландшафта, который позволял взгляду сконцентрироваться и немного отдохнуть от непрекращающегося движения. Возможно, это здание специально сконструировали таким образом, чтобы оно служило как бы шлюзом между двумя мирами и соединяло в себе черты обоих.