Наконец мы остановились, я услышал характерный звук роликов, которые по направляющим отъезжали в сторону вместе с воротами. Машина дернулась, проехав еще пару десятков метров, и остановилась. И тут же мне в ногу, в голень, прилетел удар. Пинали ребром тяжелых ботинок, явно для того, чтобы доставить боль.

– Просыпайся, мудень. Приехали.

Я одернул ногу, зашипел от боли. Отказался от обезболивания, предложенного имплантом. Не сейчас. Вполне возможно, что энергия мне вскорости понадобится совсем на другие дела.

– Командир, – вновь услышал я голос своего мучителя. – Мы привезли этого урода.

Меня с силой дернули за наручники вверх, выворачивая плечевые суставы, стащили с сиденья. В позе «зю», кверху какой, запинаясь и спотыкаясь, еле сдерживая ругательства и брызжущие от боли из глаз слезы, я шел за своим мучителем, тащившем меня за наручники. Дождался пинка сзади под колени и с некоторым облегчением рухнул вниз. Судя по всему, упал на траву.

– Сними с него мешок, – произнес сухой, властный голос.

Я зажмурился, когда вместо темноты пыльного мешка в мои глаза плескануло июньское выжигающее солнце. Скривился от яркого света, проморгался, осторожно огляделся.

Я сидел на коротко постриженной, светло-зеленой траве. Чуть дальше виднелись деревья, кусты, из-за которых выглядывал добротный, двух-этажный дом. Место было огорожено высоким забором, надежно скрывающим всё, что происходит за ним.

Вокруг меня на некотором отдалении стояло с десяток человек в такой же экипировке, как и те бойцы, что привезли мое тельце сюда. Клетчатый, серо-черный камуфляж, черные маски с прорезями для глаз, бронежилеты, разгрузка – всё было такое же. Как и патч на рукавах: «Управление С «Смерч». Разным было оружие. Я увидел какие-то обвешенные прибамбасами, навроде коллиматорных прицелов и тактических фонарей, вариации автоматов Калашникова, а также несколько незнакомых мне короткоствольных пистолетов-пулеметов. Сбоку у всех виднелись кобуры с торчащими из них рукоятками пистолетов.

В центре этой однородной, вооруженной до зубов толпы стоял человек, единственный на ком не было маски, скрывающей лицо. Из оружия – только кобура со стволом на правом бедре. Седой ежик коротко постриженных волос, лицо с жестким, волевым взглядом серых глаз, плотно сжатые тонкие губы – этот человек источал из себя власть и опасность.

Сложив руки за спину, он внимательно изучал меня, и под этим холодным, колючим прицелом я почувствовал себя крайне неуверенно. Он словно раздевал меня. Сдергивал одежду, сдирал кожу, отрывал от костей мышцу за мышцей.

– И вот это чмо убил нашего Ваньку? – наконец презрительно выплюнул седой.

Вопрос был явно риторическим, поэтому никто не торопился отвечать.

«Вашего Ваньку?» – резвая, как собака породы «гончая», мысль галопом пронеслась по всем извилинам моего серого вещества. Убийца, если верить документам, да и допросам тоже, был из ФСБ. Значит и эти люди в камуфляже тоже из этого же подразделения.

А еще мне вдруг подумалось, что вот этот вот парад, вся эта форма, оружие, позы – весь этот спектакль сделан для одного зрителя, для меня. Произвести впечатление, запугать, подавить даже ростки храбрости. Мне стало так смешно, что я с трудом подавил улыбку.

Хоть они и дерьмовые актеры, любящие дешевые понты, но злить этих людей явно не стоит.

– Ну и кто ты такой? – снова спросил седовласый. И этот вопрос явно адресован ко мне.

Я пожал плечами и ответил так, как отвечал до этого во всех казенных заведениях:

– Морозов Дмитрий Сергеевич. Две тысячи седьмого года рождения.

– Да мне плевать, когда ты там родился, сопляк! – слова, словно стальные колючки вылетали из его рта, больно впиваясь в мое самолюбие. Вот вроде обычные слова, а че так обидно-то?