– Ты что? – прошипела она. – Не в пионерском лагере!

– Да что такого? – пожала я плечами. – Извини. Насчет поездки – спасибо за заботу, но просто…

– Да пожалуйста! – легко прервала меня Роза и пожала крупными плечами. Сегодня она была в красивом зеленом платье, почти до полу, карандашиком, в сверкающей фиолетовой шали, с большими серебряными украшениями. Королева. Лицом не красавица, фигура тяжеловата, а – королева!

– Тебе идет наряд, – искренне сказала я.

– Да? – улыбнулась Роза, поправила платье и на секунду стала похожей на себя саму, которую я когда-то знала в детстве. Ведь мы настоящие – в детстве, пока мы без чехлов, без грима, со всеми положенными органами, без очков, со своими зубами, с неперекореженной душой.

– Да. Ходи так почаще.

– У меня много нарядов есть! – похвасталась Роза. – Ты еще увидишь. Ну ладно. В общем, больше так не выпендривайся на педсоветах, хорошо? И вообще не выпендривайся. А то мне будет трудно тебя защищать.

Почему-то я не поверила Розе, что она меня защищает. Нейтрализует выскочку, как может, – это да, вполне вероятно.

Роза поплыла дальше по коридору. Я хотела ее окликнуть и спросить в двух словах – может, есть еще какие-то неписаные, но строго соблюдаемые законы, и мне лучше о них знать? Но не стала окликать. Не скажет она искренне ничего. Она в кожухе, в футляре, в чехле и очень давно. Это я прискакала со свободы в чужой монастырь, зверинец… – как посмотреть. Я подожду пока уходить. Мне даже интересно.

Я уже спешила в младшую школу к детям, когда зазвонил телефон. Это была Роза.

– Да, забыла тебе сказать… – она говорила вкрадчиво и жестко. – Тут Громовские написали заявление директору. О том, что ты третируешь их сына. А он готовится в такой сложный вуз, ему надо беречь нервы.

– Роза! – Я даже остановилась. Я не знала, с чего начать. – Это же бред!

– Прости, Ань, не могу говорить, совещание у директора, это вы домой побежали, а мы-то остались, у нас еще вопросов нерешенных много. Так что ты зайди на каникулах к Маргарите Ивановне. Не забудь. Надо будет объяснительную оставить, почему так все произошло.

– Так я же писала тогда!

– Аня, зайди к директору! – Роза отключилась, не попрощавшись.

Мне по-прежнему интересно в школе? Или все же написать заявление и уйти? Нервы будут целее, накропаю рассказик «Как я была училкой…». Была и вся вышла, за полторы недели.

Вечером к нам пришел Игоряша.

– Ну что ты пришел, что? – набросилась я на него. – Суббота – завтра! Что ты пришел?

– Не мог дождаться, – улыбнулся Игоряша. – Я духи новые купил, чувствуешь?

– А я думаю – чем так несет из коридора? Скипидар с гвоздикой… И я тебе двести раз говорила – не духи, а одеколон. Духами женщины пользуются!

– Но это самый новый запах, «Армани-спорт»…

– Выбрось их! Купи тройной одеколон! И то лучше пахнет!

– Хорошо, – обескураженно кивнул Игоряша. – Что, мне сейчас уйти? Я буду тебя раздражать?

– Да! Ты будешь меня раздражать! Но уходить не надо. Что я, Салтычиха какая-то? Меня в школе наругали, в пух и прах разнесли, я буду на крепостных срываться?

– Я согласен быть твоим крепостным, – застенчиво произнес Игоряша.

– Ой, еще мне тебя сейчас не хватало! – я отмахнулась от него. – Дети! Может, появитесь? Ваш папа пришел!

– Папа, папа, – выскочил первым Никитос, – хочешь, я тебя гипсом ударю?

– Ты что, вообще, что ли? – я остановила на лету Никитоса. – Он гипсом дерется, – объяснила я Игоряше. – Очень удобно получается.

– Ага! – засмеялся Никитос. – Ну, что ты принес маме?

– Почему маме? – удивился Игоряша.

– Ты всегда что-то маме приносишь, мне – никогда!