– Нет, Андрюша, спасибо. Я хочу работать в школе.
– Прийти, поговорить с плохим мальчиком с этим? Могу в ухо дать, могу просто побеседовать…
Я покачала головой:
– Нет. Я должна сама.
На урок в восьмой «В» я чуть опоздала. Меня в коридоре задержала Роза, которая, несмотря на то что уже прозвенел звонок, решила познакомить меня с каким-то учителем. Пожилой, слегка прибитый дяденька тут же замер на месте, когда его окликнули:
– Дмитрий Борисович!
Он повернул к нам голову и стоял полубоком, вопросительно глядя на Розу.
– Вот, хотела вам представить новую нашу учительницу русской словесности. Она книжки пишет, переводчик, вот теперь с детьми пробует работать. А Дмитрий Борисович у нас руководит кружком исторической поэзии и загадок прошлого. Сам тоже сочиняет. Привлекайте Анну Леонидовну к работе, Дмитрий Борисович, она с удовольствием вам поможет!
– Да-да, конечно, – пробормотал Дмитрий Борисович, мельком оглядев меня. – Я пойду, там у меня… в библиотеке… мне там надо… с проектом…
– Идите! – царственно кивнула Роза. – Это… – она чуть понизила голос, – тот учитель, помнишь, я рассказывала… Поработал с детьми, не смог. Но мы его пожалели, нашли ему внеклассную нагрузку.
Я посмотрела на Розу. Зачем она мне сейчас это рассказывает? Главное, остановила его, окликнула…
– У тебя сейчас какой класс? – спросила Роза, видя, что я ничего не отвечаю.
– Восьмой «В».
– А! – коротко засмеялась она. – Ну иди. Потом расскажешь.
– Хуже, чем Громовский?
– Иди-иди, не дрейфь! – Роза махнула в сторону открытой двери. – Слышишь?
Из-за двери раздавался хохот, в основном голоса девочек.
Я подошла к двери.
– Ну, Семенова, ну ты вообще, ему же тридцать лет…
– А зато он так классно…
Я решила, что последнее слово, которое девочка, увидев меня, проглотила, мне просто почудилось. Ну не могут же они быть такими развращенными в пятнадцать лет. Развращенными – вряд ли. Но могут быть дурами.
– Садитесь, – сказала я, хотя никто и не думал вставать. У меня это слово, наверное, вылезает из подсознания.
Мы всегда вставали, когда я училась в школе. Я училась в прекрасной школе, немецкой. У нас было много евреев, не так много, как в английских спецшколах, но все равно они, как обычно, создавали приличную, интеллигентную обстановку. Да и другие ученики были, как сейчас бы сказали – сильно мотивированы. На учебу, на серьезную учебу, на дальнейшее поступление в хороший институт, на отъезд за границу – временный или постоянный.
На что мотивированы дети, сидящие передо мной?
Я быстро оглядела класс. Девочек гораздо больше. Есть на вид очень милые. Вроде и мальчики нормальные, пока молчат, по крайней мере.
– Меня зовут Анна Леонидовна, я буду вести у вас русский язык и литературу.
– А Набо-окова мы будем чита-ать? – протянула ученица, сидящая у окна.
Ей, наверно, приходится вставать раньше других, чтобы сделать такой макияж и прическу. По нынешней моде часть волос ее была старательно зачесана в однобокую косичку. Несколько выпущенных с другой стороны прядей она явно с утра накручивала на плойку. Сложные трехцветные тени, темная, аккуратно растушеванная подводка вокруг глаз создавали вид томный, усталый, ощущение бессонной ночи, чего-то порочного, тайного…
– У тебя красивый макияж. Но зачем ты так сильно красишься в школу? – спросила я девочку-девушку.
Не знаю, как к ним относиться. Как к глупым детям или как к глупым юношам и девушкам? Кто-то еще похож на ребенка. Эта похожа на молодую продавщицу из косметического магазина, которой уже слегка наскучила ее монотонная работа и она развлекает себя, пробуя всю косметику, которая продается в ее магазинчике.