—Ну здравствуй, сын, — меня коробит от такого обращения. Но он всегда называет меня исключительно сын, будто бы имени у меня нет.

Поднимаю голову, ощущая напряжение во всем теле, словно я перманентно под двести двадцать. Ненависть, бурлившая внутри, начинает кипеть сильнее, выплескиваясь наружу. Меня в нем все заставляет хотеть убивать, все, даже то, что мы с ним похожи. И себя я порой за этой ненавижу. Потому что не хочу быть таким, как он. Таким куском дерьма.

—Не на такую встречу я рассчитывал.

—Я вообще ни на что не рассчитывал, — бросаю грубо, отворачиваясь.

—Не хочешь сказать «спасибо», что ты сын мэра, и любые вопросы решаться будут по щелчку? — ухмыляется, одаривая меня снисходительным взглядом.

—Знаешь, мэр, я бы и сам все решил, мне для этого необязательно даже носить твою фамилию, — обхожу здоровую махину в лице Белова, но меткие слова долетают спины.

—Внешность у нее, конечно, на миллион, но ты бы мог быть поаккуратнее? Не маленький же вроде, должен понимать, что к чему.

Стоп. Он сейчас о Васе? Тварь. Естественно, он обо всем в курсе, сука, я бы очень удивился, если бы он не понимал ситуации. Вот же тварь. Зная загребущие руки отца, Василису от него надо держать как можно дальше, эта мерзость своего не потеряет никогда и испортит все светлое, что только может быть.

—Ты не думай, пожалуйста, что хоть что-то в этом городе может остаться без моего внимания.

Разворачиваюсь рывком и несусь в сторону Белова. Руки смыкаются на его шее, но мне мгновенно прилетает ответный захват.

—Пасть закрой и даже думать не смей о Васе в таком ключе. Я тебя закопаю!

—И ты сразу понял, о ком я, хотя вокруг тебя вьются многие. Интересно, сын. Ударь, чтобы легче стало. И я тебя ударю, обоюдно выпустим пар, — ухмыляется, а затем и посмеивается, но не дает отпор, так оборона, не больше.

Он в прошлом боксер, и даже сейчас спустя столько лет в кабинете для отдыха висит груша. Раньше он учил меня многому, раньше, пока я не узнал, что он чудовище во плоти. До того момента, как понял, кто на самом деле мой отец.

Нам подраться — легче простого, опыт был, но сейчас я сдерживаюсь, потому что не смогу остановиться. Я не смогу остановиться, а мне надо думать о другом. О другой. Только ее благополучие сейчас имеет смысл. Сцепив зубы, отталкиваю от себя Белова. Даже мысленно он мэр Белов.

—Хорошая хватка, но ты действуешь эмоциями, сын, а нужно включать холодный расчет.

—Я рад, что не похож на тебя. И я тебе не сын.

Сцепив руки в кулаки, втягиваю носом воздух. Нет, чужой мужик. Только этот чужой мужик сейчас смотрит на меня деловито-надменно, глаза горят огнем, и в них непоколебимая уверенность в собственном превосходстве. Черта с два.

—Ты похож на меня больше, чем думаешь.

—Хер там валялся.

Ухожу, понимая, что нервы накалены до предела, когда вижу перед собой этого умника, который только недавно давил на меня авторитетом, а теперь расплывается в улыбке, потому что видит мэра. Еще бы, иначе никак. Такие по-другому не умеют и никогда не сумеют.

Заваливаюсь в кабинет и мгновенно понимаю, что здесь Василиса. Взгляд сразу бешеным зверем рыскает по окружающему пространству и выхватывает цель. Напуганная, бледная, как стена, а еще с пугающей пустотой в глазах. Малыш, все будет хорошо, не грусти. Хочется подойти и обнять, но вместо этого стою на месте, жадно рассматривая каждый открывшийся мне сантиметр бархатной кожи.

Белов ведет разговор умно, трезво, и только при такой близости с Влащенко я могу не думать о том, какой он мудак, просто все мои мозги расплавились и стекают на пол. Когда я превратился в придурочного имбицила? Это же долбануться о стенку можно, как я докатился до такого?