—Эту неприятность мы переживем, не так ли?

Шепчу стоя спиной к Оле и покидаю стены университета через черный вход. И не зря. Потому что, проходя по боковой аллее вижу Белова, который не сводит напряженного взгляда с двери. Что-то внутри вновь екает, но я запрещаю себе об этом думать. Нет. Просто нет.

Пальцы сжимают конверт, я раскрываю записку и на мгновение теряю дар речи, а потом нахожу в там сертификат на покупку книг в местной английской лавке, и эта цифра равняется моей зарплате на полной ставке преподавателя в университете.

Он попал в яблочко, точно в цель, и будь это кто угодно...другой, я бы реагировала иначе, но это мой студент.

В уголках глаз собираются слезы, я смахиваю их и еду домой на трамвае, совершенно не понимая, что на следующий день грянет гром.

Потому что первое, что я слышу в коридорах, это шушуканья студентов, которые смотрят на меня так, словно я человека убила, по меньшей мере. Странные взгляды, ухмылки, кто-то тычет пальцем, и это видно боковым зрением, но стоит мне повернуться, как все умолкают. Предчувствие сжимает мое горло, запрещая даже вздохнуть. Хоть разочек. Ноги сами несут меня вперед, я даже понять не могу, как у меня хватает сил двигаться.

Пылая разными оттенками красного, я захожу на кафедру, где сейчас пусто. Абсолютно ничего не понимая, хватаю журнал нужной группы и глотая вязкую слюну, иду на пару. Вот только ощущение такое, словно все вокруг смотря на меня и говорят тоже обо мне.

Возле лестницы замираю, услышав голоса около подсобки, где оборудовали якобы комнату отдыха без дверей, но со скамейками.

—Да слушай, я бы тоже Григорьевне присунул. Такой персик, а эти губы...Ну мечты. Как думаешь, она мне даст? Ммм? Может хоть пять поставит, я ж ее отдеру явно получше этого мажорчика.

—Хах, а мы думали, что она святоша.

Сердце начинает стучать как ошалелое, а нервные окончания сжимаются словно под прессом. Немыслимо, просто немыслимо и невозможно. Это все происходит не со мной, и пусть все это будет только кошмарным сном!

—У тебя просто бабла столько нет. Было бы бабло, она бы тебе дала также, как и ему.

Отвечает кто-то и смеется. Смеется с меня. Странный и колкий холодок скользит по спине, покрывая и бледную кожу мурашками. Язык противно липнет к небу, а реальность сужается до звуков, доносящихся со стороны.

—Иди ты, придурок, — звучит нагло в ответ, а я стою и понимаю, что моя жизнь сейчас разделилась на “до” и “после”. И чертово «после» создаст мне уйму проблем.

В груди все сжимается, и я совершаю единственно верное: разворачиваюсь и бегу в сторону уборных для преподавателей. Я не смогу сейчас появиться на паре, вообще не смогу. Никогда не смогу.

Нет. Нет. Нет. Этого не может быть, какой позор.

В голове всплывают слова Падловны, и я понимаю, что ответка прилетела, дальше только хуже. В ужасе хватаюсь за ручку двери и залетаю внутрь, закрываясь на все замки сразу. Шокированное лицо встречаю в отражении зеркала. Какой стыд, какой ужас.

Ноги не держат меня, меня сейчас вообще ничего не удержит от того, чтобы шваркнуться в обморок или упасть замертво на этом же месте. Закрывая лицо двумя руками, я плавно оседаю на холодный кафель, отчетливо понимая, что мне крышка.

12. 11. Я так сказал и точка!

ГЛАВА 11

БЕЛЫЙ

С утра успеваю заехать к ба, проведать и нормально позавтракать, потому что в последнее время я жрал только в ресторанах или заказывал фастфуд, что вообще ни в какое сравнение с бабушкиной стряпней не идет. Отец больше не наяривал, и хорошо, не до него. Еще одного сношателя моих мозгов я бы лучше не видел.

—Рустик, что-то ты какой-то не такой сегодня, — бабушка разливает чай и достает пирожки со смородиной, горячие. Рай. Пальцы обжигает, но я упорно хватаю сразу два. На два зуба.