Школа закончилась, а я так и не влюбился, чем сломал все жанровые законы. Слишком инертный и забитый для сильного чувства, я осознавал свою отрешённость от мира.

Пришла пора поступать, что я и сделал блестяще. А на экскурсии по университету преподаватель намекнул, что группа может принять меня холодно.

Так оно, в сущности, и было, но лузеру по жизни это привычно. Я замкнулся в себе, постарался ни с кем не заговаривать без надобности. Так или иначе, приходилось общаться с группой, но к всеобщему облегчению, это случалось редко. Однако теперь широкая студенческая тусовка обратила на меня свой взор, и некоторые ребята из параллельных курсов решили повысить свою самооценку за счёт молчаливого белого призрака студента, который не может дать отпор ни морально, ни физически.

Естественно, уже к первому курсу универа я превратился в человека, резистентного к выпадам. Проучившись два года среди ядовитых или безразличных сверстников и космически отстранённых преподавателей, я настолько сам очерствел, что перестал верить в любое спасение из этого жестокого и холодного мира, привыкая к отношению окружающих. Душа пропитывалась сарказмом, а ум – квинтэссенцией цинизма, вера в волшебников, избранность или просто везение покинули меня вместе с верой в себя.

***

Затылок с размаху встретился с чем-то твёрдым, мимо проскрипели неритмичные шаги, и гнусавый голос со смешком оборвал череду видений:

– Разлёгся, особого приглашения ждешь? Не будет! Поднимайся, бледное чудовище, Мастер зовёт!

Хромой горбун недовольно ворчал и пинал своими тяжёлыми сапогами тонкую подошву моих туфель. От этого ноги начинали гудеть. Пришлось встать, пока этот Квазимодо с замашками садиста не перешёл к попиныванию почек.

Стоило мне оторвать голову от пола, как зрение превратилось в калейдоскоп, разбивая картинку на мелкие, не связанные друг с другом кусочки, голова закружилась, и к горлу подступил ком тошноты. Кое-как удерживая ось вращения своего мира, холодными ладонями сжимая виски, я пытался рассмотреть всё вокруг, но мой сопровождающий был явно обделён терпением.

Горбун вздёрнул меня на ноги за воротник пальто, затрещали швы. Мир вокруг ушёл во тьму.

Когда я пришёл в себя, то обнаружил, что болтаюсь на плече мужчины, как дохлый полярный лис. Заметив, что моя персона соизволила очнуться, Квазик стряхнул меня на пол, придержав тяжелой лапищей за плечо. Без этого мой череп рисковал снова встретиться с твердью под ногами.

Картинка перед глазами не рассыпалась больше, и я смог осмотреться, хотя достопримечательности не радовали. Мы шли по какому-то деревянному поскрипывающему полу, вряд ли паркетному. Рассмотреть напольное покрытие было невозможно – единственным источником освещения были свечи, вставленные в кованые клети-лампады, свисающие на коротких цепях с потолка. Над головой простиралось довольно обширное пространство, пересечённое балками – как в средневековом замке, ей-богу! А стены были как будто каменными или декорированные под камень. Чтобы определиться, я сделал шаг в сторону и кончиками пальцев коснулся одной стены коридора. Горбун бесцеремонно дёрнул меня обратно, что-то угрожающе прорычав. Мгновенное тактильное рандеву завершилось выводом: настоящий, холодный, гладкий камень, сложенный встык. Даже если между булыжниками и был просвет с раствором, то я на ощупь его не почувствовал.

Что самое забавное – мне не было страшно, ощущение глупого сюра вызывало лёгкую улыбку на лице. Мозг не хотел видеть в этом реальность, он даже не искал выход, а просто воспринимал всё, как мультик, при просмотре которого ощущения реальнее некуда.