! Общественная опасность, виновность и уголовная противоправность в своем системном единстве являются признаками, достаточными для признания того или иного деяния преступлением.

В рамках анализа признаков преступления важно обратить внимание, что в настоящее время в международном праве формируется особый подход к его пониманию. Он связан с функционированием Европейского Суда по правам человека[14].

Известно, что общей для многих стран мира является тенденция к исключению из числа преступлений деяний, не представляющих большой общественной опасности. В законодательстве ряда государств есть понятия административного проступка, уголовного проступка, нарушения, которые характеризуют менее опасные, чем преступления, деяния, влекущие публично-правовую ответственность.

В этой связи представляет интерес категория «уголовной сферы», формируемая прецедентной практикой Европейского Суда по правам человека. Понятие уголовной сферы охватывает собой уголовно-правовые, уголовно-процессуальные и часть административных правоотношений, в рамках реализации которых государство – участник Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод обязано обеспечить соблюдение требований ст. 6 Конвенции о справедливом, публичном, в разумный срок разбирательстве судебном дела на основе презумпции невиновности и с предоставлением возможности защиты от обвинения. Европейский Суд признал, что решение национального законодателя об отнесении того или деяния к области уголовного или административного права не является главным критерием при решении вопроса о применении ст. 6 Конвенции. Суд указал на ряд признаков, позволяющих выделить «уголовную сферу», среди них основными были признаны «природа преступления, природа и строгость наказания». При этом под «природой преступления» понимается сфера применения нарушаемой нормы. Если норма имеет универсальный, общеобязательный характер – это преступление; если норма относится только к определенной, ограниченной дисциплинарной властью группе, то речь идет о дисциплинарном проступке, если и санкции носят дисциплинарный, а не уголовный характер. Важно указание Европейского Суда, что «уровень серьезности» не имеет существенного значения при отнесении того или деяния к «уголовной сфере».

Таким образом, законодательная оценка деяния как преступления или иного правонарушения (административного, дисциплинарного) еще не предрешает вопроса о том, является ли это деяние действительно преступлением (а потому не может и не должна влиять на уровень гарантий прав обвиняемого). Основным признаком преступления признается характер нарушаемых деянием норм. Речь идет именно о норме права, а не о ее нормативном оформлении (закон, подзаконный акт). При таком подходе содержание противоправности деяния несколько изменяется. Во главу угла ее понимания ставится не запрещенность деяния нормативным актом, а содержание нарушаемых деянием субъективных прав. Если деянием нарушаются универсальные права человека, то оно является преступлением вне зависимости от того, в законе какой отраслевой принадлежности за него установлена ответственность (а по большому счету – независимо от того, установлена ли вообще за него ответственность в национальном праве); если же деянием нарушаются иные по характеру права, то оно может быть признано преступлением только в случае, когда на национальном уровне ответственность за него в виде уголовного (а не какого-либо иного) наказания предусмотрена именно уголовным законом[15].

Представляется, что такой подход к преступлению, продиктованный необходимостью всемерной защиты общепризнанных прав и свобод человека, является концептуальным для формирования международного уголовного законодательства и системы международной уголовной юстиции. Однако сегодня еще преждевременно делать выводы о том, насколько универсальным он станет, поскольку его реализация затрагивает глубинные проблемы определения границ суверенитета национальных государств в условиях глобализации и ставит проблему «общепризнанности» самих прав человека.