С духами начнут плотно работать. Гонор в первый же день существенно поубавится и вскоре совсем исчезнет. Национальная гордость в считанные дни будет затоптана сержантскими сапогами, ярко иллюстрируя строку из микродембельского тоста, и каждый из них, став обычным черепом, сольется с безликой и голодной серо-зеленой духовской массой. Положение их к тому же усугубится тем, что в первые дни службы, не обременяя себя запоминанием элементарных русских слов, они, в отсутствие переводчика, начнут сильно страдать от незнания языка, пытаясь понимать команды по ответным действиям окружающих. Хотя уже через пару недель незнакомые слова наполнятся конкретным содержанием, а через месяц-другой большинство нацменов будут вполне сносно изъясняться на государственном языке, а уж материться-то… Впоследствии я даже немного завидовал им – после службы они уезжали домой, владея как минимум двумя языками. Куда уж там Илоне Давыдовой до простого учебного сержанта.
15-го принимали присягу прибывшие в первых партиях. Накануне мы заступили в последний сержантский караул, сменят нас уже духи. В этот день мне стукнуло 23. Приехали мать с отцом, последний раз, больше они не приедут, да в этом уже и не будет необходимости. Но как ни просился я из наряда, меня так и не заменили, было некем. Всех свободных задействовали на присяге.
Я сидел в отдыхающей смене, когда примчавшийся с КПП дневальный сообщил о родительском приезде. Иду в казарму и предпринимаю очередную безуспешную попытку найти себе замену. Но караул на ходу не меняют.
На плацу полным ходом идет прием присяги. Недалеко толпятся приехавшие к новобранцам родственники. Через час на пост. Мать с отцом огорчаются такому раскладу, но я излагаю созревший у меня план. Пост, который я охраняю, находится на отшибе и тремя сторонами обширного периметра примыкает к лесу. Дожидаюсь, когда разводящий со сменой скроются из виду, и не спеша бреду вдоль колючки. Вот и родители. Обойдя в/ч по забору снаружи, они точно вышли в заданный район. Предлагаю им пока готовить поляну, а сам обхожу периметр поста и убеждаюсь, что все в порядке. Возвращаясь, ныряю под проволоку, стол уже накрыт, автомат и подсумок прячем под расстеленный материн плащ. Дело это, конечно, подсудное, но во время подобных запарок не до проверок, тем более днем, да и с занятой позиции пост хорошо просматривается. В случае неожиданного появления посторонних нужно быстро проскочить вперед вдоль ограждения и под прикрытием хранилища подлезть под проволоку, затем не торопясь появиться из-за него, демонстрируя очередной обход. Мать, правда, все равно нервничала и постоянно оглядывалась. Отец, прослуживший в армии 30 лет, действий этих явно не одобрял, но советовать взрослому сыну, похоже, не считал нужным, ибо всем известно, что советы дают тем, кто не может ими воспользоваться, а кто может, тот в советах не нуждается. По моей просьбе родители привезли фотоаппарат, часы и институтский «поплавок». Часы сразу надеваю и, провертев в куртке дырку, рядом с классностью прикручиваю красивый ромбик с белой окантовкой и маленькими золотыми молоточками под гербом СССР на фоне синей выпуклой эмали. Значки в армии ценятся, чем их больше, тем престижней.
В дальнейшем мне не раз предлагали различные варианты обмена и выкупа, особенно подобные знаки котировались у народа ближнего зарубежья южного направления, но я не поддался, вспоминая, как обмывали их, бросая в стакан с водкой, как ордена на войне, – это была память о беззаботной пятилетней студенческой жизни.
Сфотографировавшись, начинаю неудержимо поглощать цивильные продукты питания, одновременно что-то рассказывая. Произношу непривычно длинную фразу, и вдруг между слов проскакивает матерное. И хотя я никогда не был ханжой, вращаясь преимущественно в мужских коллективах, но за последние полгода совершенно разучился разговаривать по-человечески. Порой ловлю себя на мысли, что из двух десятков слов очередной командирской вводной под категорию приличных подходила пара связующих междометий, но самым поразительным было то, что все было абсолютно понятно. На память навернулся старый анекдот: «В Союз приехали иностранцы и, оказавшись с экскурсией на стройке, стали свидетелями разговора прораба с крановщиком, ведущих диалог на повышенных тонах. Иностранцы просят перевести, что говорит прораб. Переводчик выкручивается: