Подумано – сразу, собственно, и проделано. Превозмогая неописуемый страх, протрезвевший мужчина, от охватившего ужаса давненько уже выветривший последние алкогольные капли, попытался сделать первый шаг и выдвинул правую ногу немного вперед, преодолев расстояние, едва ли доходившее до четверти метра. Поставив дрожавшую стопу, обутую в резиновый сланец, на голую землю, он застыл и снова прислушался: из соседнего строения продолжало ненавязчиво доноситься «чвак, псик, кхак» и не ощущалось никаких активных подвижек – но вот из бывшего молокозавода, угрюмым остовом уныло торчавшим в безрадостной, злополучной ночи… повеяло холодным дуновением, уже знакомым и до крайности жутким, а следом послышалось многоликое шевеление, неотвратимой волной накатывавшееся в сторону одинокого путешественника, запоздавшего путника. Насмерть перепуганный, Геннадий вдруг почувствовал, как штаны его становятся неприятными, мокрыми, липкими, а колотившая дрожь неожиданно прекратилась, предоставив похолодевшую кожу для многомиллионных, неисчислимых мурашек.

И тут он увидел! Нет, его взбудораженному взору представилось не нечто, скажем, сверхъестественное, необъяснимое; напротив, в увиденном им явлении не существовало ничего мистического, потустороннего, фантастического – со стороны заброшенного здания на него двигалось несметное полчище неприятных, да попросту омерзительных, крыс, и шипевших, и пищавших, и злобно кричавших. Невиданное наступление начало́сь неожиданно, разом, всем скопом; многочисленное «войско», насчитывавшее не менее двух тысяч безжалостных «воинов», остервенело мчалось в сторону бывалого проходимца, застывшего в неестественной позе и крепко зажмурившего непутёвые зенки, ещё совсем недавно чрезмерно наглые и более чем уверенные; не вызывало сомнения, он приготовился умирать, смирился с жестокой, невероятно мучительной, участью и уже практически не отдавал никакого отчета происходившим событиям. А бесчисленные враги становились всё ближе и ближе, причём на «боевую» помощь к ним устремились ещё и отвратительные собратья, чуть раньше находившиеся в полуразрушенном строении бывшей столовой.

Кровавая развязка наступила всего через каких-то пару мгновений: неблагонадежный человечишка, бесполезный член современного общества, был резко сбит с трясшихся ноженек, буквально окутан накатившейся крысиной волной, повален на холодную землю, а уже в следующую секунду в него впивались мелкие, но крайне острые зубки, разрывавшие его, и без того не слишком объёмное, тело на мелкие кровавые части и превращавшие закоренелого пьяницу в растерзанное багряное месиво.

Дожидаясь наступления у́тра, Лисина Юля неторопливо бродила по многочисленным неждановским улочкам, присматривая себе временное пристанище, где впоследствии можно будет ненадолго осесть и более-менее прилично пристроиться. Шестнадцатилетняя разведчица обошла уже практически двадцать порядков, но пока ничего приемлемого ей так и не приглянулось – если дом виделся нормальным, то он обязательно оказывался жилым, а если подвернувшееся жильё пустовало, то оно обязательно оставляло собой желать наилучшего (ну, или попросту выглядело полуразвалившимся, к проживанию, даже временному, полностью непригодным). Кроме всего перечисленного, озорная плутовка была еще и девушкой чистоплотной и требовательной, сызмальства привыкшей к комфорту; здесь следует указать, что сначала ее приучали следить за собой в детском доме, где она воспитывалась аж до тринадцатилетнего возраста, а затем, когда она бесцеремонно сбежала, Юла и сама уже, обретя долгожданную полнейшую независимость, селилась исключительно в благоустроенных съемных квартирах и комфортабельных, престижных отелях, где обслуживавший персонал лучше предпочитал изображение Бенджамина Франклина, чем всякий другой документ, способный удостоверить личность въезжавшего постояльца. Вместе с тем в поселке Нежданово юная ловкачка очутилась впервые, не представляла себе, как он устроен, но что-то ей определённо подсказывало, что ни гостиниц, ни постоялых дворов, ни чего-то хоть сколько-нибудь похожего в ближайшей перспективе у нее найти не получится, причем по одной обыкновенной причине – потому что их попросту нет. Она бы, конечно, могла развеять возникшие сомнения, определив их наличие либо отсутствие с помощью всемирной сети; однако, отправляя на сложное задание (дабы избежать досадного провала, скорого, глупого), Оксана лишила ее всяких средств связи, способных скоропалительно выдать особую принадлежность к государственным секретным структурам. «Телефон, если что, добудешь себе прямо на месте, – сказала она в момент расставания, когда «изымала» у полюбившейся воспитанницы новенький серебристый «iPhone», который сама же ей чуть раньше и подарила, – уверена, со столь несложной задачей ты справишься "на отлично!"», – она доброжелательно тогда улыбнулась.