Тем временем 15 дивизий 10-й армии должны были своими действиями помочь переходу в наступление 33,5 дивизии 1, 2, 5-й армий, находившимся на левом берегу Вислы. С точки зрения Ю. Н. Данилова, 10-я армия бездействовала, и ее необходимо было вывести из этого состояния^>49. Между тем эта армия была уже серьезно ослаблена как раз в результате паллиативных решений Ставки. В декабре 1914 г. у Ф. В. Сиверса взяли шесть пехотных дивизий, пять стрелковых бригад и одну кавалерийскую дивизию. В феврале 1915 г. из 10-й армии для укрепления положения Юго-Западного фронта на Карпаты был переброшен 22-й корпус^>50. 9-10 (22–23) января корпус сдал свои позиции на Северо-Западном фронте другим частям и начал отход в тыл, к железной дороге^>51. Предполагалось, что это подкрепление поможет 8-й армии, которая пробивалась через Дуклинский перевал в Венгрию, но при отсутствии большого мобильного резерва у Ставки и у генерала Н. В. Рузского эта мера привела лишь к ослаблению армии генерала Ф. В. Сиверса^>52.

Численность германских сил в Восточной Пруссии оценивалась штабом Северо-Западного фронта и Ставкой примерно в 76-100 тыс. штыков^>1. Войска Ф. В. Сиверса с конца 1914 г. по-прежнему упирались в линию фронта противника, основанную на построенных еще в довоенный период укреплениях^>2. Вся активность русских здесь к концу 1914 г. сводилась к подготовке действий против укрепленного района Летцен, возникшего вокруг построенного в довоенный период форта Бойен^>3. Таковой была тактика, избранная ее командующим.

К середине декабря 1914 г. Ф. В. Сиверс признал невозможность быстрого прорыва через оборонительную линию противника, однако считая, что исключительно оборонительный образ действий негативно скажется на морали войск, предложил продолжать постепенное непрерывное движение армии вперед, немедленно закрепляясь на захваченных участках. Таким, хотя и медленным, но упорным движением армии вперед она могла наилучшим образом выполнить задачу по прикрытию тыла и сообщений армий фронта^>4.

Начальник штаба 10-й армии генерал барон А. П. фон Будберг относился к этим планам чрезвычайно негативно, считая армию совершенно неподготовленной к решению такого рода задачи^>5. Ее собственная оборона была линейно-крепостной: на практике это означало, что все было вытянуто в тонкую линию – и живая сила, и окопы, которые, правда, опирались на редкие узлы обороны^>6. В среднем на километр фронта приходилось по батальону слабого состава^>7. «Полки имели тогда по 3000 штыков, – вспоминал ротный командир 27-й пехотной дивизии, – но ввиду отправления многих частей на польский фронт 10-я армия была к этому времени ослаблена настолько, что на каждый полк приходилось не менее 4–6 верст по фронту.

Окопы были не непрерывные, очень слабые, и проволочные заграждения никуда не годные, а главное – позиции наши и здесь шли по открытым, низменным и болотистым местам. Ходы сообщения между окопами были вырыты неглубоко, местами приходилось прямо ползти по ним, чтобы не быть подстреленным немцами, а углублять замерзшую землю было очень трудно. Немцы, занимая сильно укрепленную командную позицию за рекой Ангерап, почти везде могли нас хорошо обстреливать»^>8.

Углублению окопов препятствовала не только промерзшая земля. Довоенная дренажная система была разрушена во время боев и строительства полевых укреплений, что, разумеется, прежде всего сказывалось в низине. Перед русскими позициями, как бы близко они ни подходили к немецким окопам, всегда оказывалось несколько линий проволочных заграждений