Рикс отправился к шкафу за чистыми брюками и рубашкой.

Бун развалился в изящном кресле, которое явно с трудом выдерживало его шестифутовое тело, и положил ноги на кофейный столик со стеклянными ножками. Он массировал скулу, по которой его ударил Рикс. В Западной Каролине Бун набил бы брату морду за куда менее значительное оскорбление.

– Воняет, как в конуре! Неужели они даже ковров не моют?

– Как ты сюда попал? – спросил Рикс, переодевшись. Его дрожь еще не прошла.

– Как любой, кто зовется Эшером, – ответил Бун и положил ногу на ногу. Он был обут в бежевые ковбойские сапоги из кожи ящерицы, которые никак не подходили к его консервативному костюму. – Знаешь, что я слышал об этом месте? Что будто бы коридорные иногда видят здесь человека, одетого в черное, в цилиндре и с тростью. Похоже, это сам старик Хадсон, а? Несчастный ублюдок, вероятно, обречен целую вечность мерить коридоры «Де Пейзера». Говорят, в его присутствии воздух становится ледяным. Чертовски хорошее место для вечного успокоения, а, Рикси?

– Я тебя просил не называть меня так.

– О, прошу прощения. Должен ли я называть тебя Джонатан Стрэйндж? Или на этой неделе твое имя мистер Знаменитый Автор?

Рикс проигнорировал колкость.

– Как ты попал в Тихую Комнату?

– Попросил ключ. У них там, внизу, целый ящик в сейфе. Эти старые зеленые штуки выглядят как ключи от гробницы. На некоторых видны отпечатки пальцев. Интересно, сколько Эшеров ими пользовались? Что до меня, то я бы и ночи не провел в этом склепе. Боже, почему у нас нет здесь света!

Бун встал и прошел через комнату к окну. Он раздвинул шторы, позволив тусклому свету пробиться сквозь забрызганное стекло, и постоял минуту, наблюдая за уличным движением. На его широком красивом лице морщин почти не было, и хотя три месяца назад ему исполнилось тридцать семь, он запросто мог бы сойти за двадцатипятилетнего. Его пышная волнистая шевелюра была темнее, чем у брата, и имела каштановый оттенок. В чистых, глубоко посаженных, изумрудно-зеленых глазах играли темно-зеленые искорки. Он был крепким и широкоплечим, в расцвете сил и лет.

– Извини насчет твоего приступа, – сказал он Риксу. – Я бы не устраивал такой идиотской шутки, если бы подумал хорошенько. Увидев по дороге сюда эту штуку в витрине магазина, я подумал… не знаю, я подумал, тебе это понравится. Ты знаешь, у меня не было приступов почти шесть месяцев. И последний приступ был не сильный – всего три или четыре минуты. Может, я забыл, какими тяжелыми они бывают. – Он отвернулся от окна, взглянул на брата и от изумления застыл.

Он не видел брата почти год и был поражен тем, как он изменился. Сеть морщин на лице Рикса напоминала битый фарфор. Его тускло-серые глаза смотрели устало и были обведены кругами. И хотя Рикс был на четыре года моложе Буна, выглядел он по меньшей мере на сорок пять лет. Он казался изнуренным и больным. Бун заметил на его висках седину.

– Рикс, – прошептал он. – Боже всемогущий! Что с тобой произошло?

– Я болел, – ответил Рикс, зная, что это не все. По правде говоря, он и сам толком не знал, что с ним происходит – только, что его приступы стали болезненными и непредсказуемыми, во сне его постоянно преследуют кошмары и чувствует он себя семидесятилетним. – Думаю, я слишком много работал. – Он осторожно, так как дрожь его еще не отпустила, пристроился в кресло.

– Слушай. Тебе надо есть бифштексы, чтобы улучшить свою кровь. – Бун выпятил грудь. – Я ем бифштексы каждый день, и посмотри на меня! Здоров, как племенной бык.

– Великолепно, – сказал Рикс. – Как ты узнал, что я здесь?