Минут 15, пока шли не спеша от школы до дома Нины, Леонид старался не молчать. А о чем он мог говорить более менее увлеченно? И вот в его речи замелькали имена Есенина, Грина, еще кого-то из мастеров художественного слова. Он сказал, что не поступил на филфак, но собирается повторить попытку. Видимо, он говорил, хотя сбивчиво и косноязычно, но достаточно вдохновенно, ибо, как потом оказалось, именно этот их разговор разрешил сомнения Нины, где учиться дальше.

Копиград называли в народе «большой деревней». 70-80 процентов его жилых строений составляли частные дома с огородами, скотиной и прочее. В одном из таких домов и жила Нина. Молодые люди шли по улице, выложенной брусчаткой. Потом свернули на неухоженную дорогу. Редкие фонари освещали палую листву. Было прохладно и сухо. Кое-где лаяли собаки. Вот и калитка, у которой надо проститься. За штакетником – обнаженные черемуха и рябина, кусты смородины и крыжовника. Учуяв чужого, в будке зарычал пес.

– До свидания, – сказала Нина.

– До свидания.

Будет ли оно, это свидание? Лёня не осмелился просить о нем. Но городок мал, и он надеялся, что они еще встретятся. Бредя домой, он вспомнил «сторожа» в будке и, улыбнувшись, мысленно спел:

Живет моя отрада в высоком терему.

А в терем тот высокий нет хода никому.

Я знаю, у красотки есть сторож у крыльца…

Никто не загородит дорогу молодца!

Дорогу молодца загородила сама красотка. Через месяц или два он встретил ее во дворце культуры на танцах…

Но прежде надо описать этот дворец, этого короля зданий, единственное зачастую украшение провинциальных городков. Стоит он, как правило, на главной улице – на улице Ленина. Перед его фасадом на площадке возвышается монумент вождя, приветствующего поднятой рукой свой народ. Если взглянуть на дворец сверху (с вертолета, самолета, а то и с дирижабля), он похож на букву «п», только с короткими ножками. Образуется как бы дворик, в который заходишь, пройдя мимо толстых колонн (надо шесть-семь пацанов, взявшихся за руки, чтобы обхватить такую колонну). Кроме парадного входа с массивной двустворчатой дверью, есть отдельные входы поскромнее в каждое крыло. В левом крыле занимаются спортсмены: на втором этаже там – спортивный зал. Правое крыло отведено под кинотеатр. Возьмешь, бывало, в кассе билетик; скромная пожилая женщина в вишневом халате оторвет тебе его с одного конца, где написано: контроль, и ты проходишь в фойе. А там играет умиротворяющая музыка, стулья стоят вдоль стен, и можно расслабиться, настроиться на тот чудесный, яркий сон, который через 5-10 минут хлынет на тебя с экрана. Вот второй, третий звонок, контролер открывает следующую дверь, и ты по широкой гранитной лестнице поднимаешься в кинозал, где находишь свой ряд и место. Уже ты настроился, уже тебя мучает нетерпение: ну, давай же, механик, запускай свою пленку! Но механик медлит, он знает себе цену. Однако и у него есть совесть: раздается, наконец, стрекот аппарата и в зале постепенно гаснет свет. Проходят первые кадры. Ты погружаешься в другой мир. Вдруг бац! Что такое!? Мир разъезжается и превращается в расплавленную лаву. Пленка порвалась, diable m´emporte!^>2 Тихо, ребята, механик не виноват! Виновата страна, потому что она большая. Знаете, сколько этой пленке пришлось путешествовать, в скольких кинотеатрах крутиться, прежде чем попасть в наше захолустье? А механик, он что? Он и сам нервничает; вон закурил, только дым идет из амбразуры. А может, и горькую пьет. Что поделаешь! Такая работа… Пьет, пьет, а дело знает: вот уж склеил чудесный сон. И ты забываешься на полтора часа, пока в зале вновь не зажжется свет, и ты проснувшийся, ошеломленный (так это был сон!) не выльешься с толпой на улицу, в довольно-таки серую, однообразную жизнь.