– А вы довольны решением присяжных, миссис Пилбим? – посмотрев на нее, спросил Дэлглиш.
– Тело нашла не я, и на дознании я тоже не была. Ко мне это вообще не имело никакого отношения. Хотя да, как-то странно. Все знают, что утесы опасны. И вот на тебе, мальчик-то помер. Не понимаю, чего хорошего хочет добиться его папаша. Ну поворошит старое…
– Я не могу побеседовать с миссис Манро, – сказал Дэлглиш, – но, может, она рассказывала вам, как нашла тело. Отец Мартин говорит, вы дружили.
– Бедняжка. Да, думаю, мы дружили, хотя Маргарет была не из тех, к кому можно зайти так, невзначай. Даже когда убили ее Чарли, я не чувствовала, что мы на самом деле близки. Он служил капитаном в сухопутных войсках, и она очень им гордилась. Говорила, что он всегда хотел стать военным. Его взяли в плен солдаты Ирландской республиканской армии. Думаю, у парня было какое-то секретное задание, и поэтому его пытали. Когда нам сообщили, я переехала к ней всего на неделю. Отец Себастьян попросил, хотя я бы и сама так сделала. А Маргарет никак не отреагировала, наверное, даже не заметила. Но если я ставила перед ней еду, она съедала кусочек-другой. Когда она вдруг попросила меня уйти, я обрадовалась. Она сказала: «Прости, Руби, ты была очень добра, но теперь, прошу тебя, уйди». И я ушла.
Несколько месяцев она была похожа на человека, который мучается в аду и при этом не может произнести ни единого звука. Глаза стали огромными, а сама вся съежилась. Потом мне показалось, что она, ну, понимаете, не то чтобы пришла в себя… Если такое случилось с твоим ребенком, это невозможно. Но хотя бы стала снова проявлять интерес к жизни. Так я думала. Мы все так думали. А после подписания Соглашения Страстной пятницы этих убийц выпустили из тюрьмы, и она не смогла этого вынести. Наверное, она страдала от одиночества. Хотя мальчишек любила: они всегда оставались для нее мальчишками, и, когда болели, она за ними ухаживала. Хотя, по-моему, после смерти Чарли они начали немного ее сторониться. Молодежь не любит смотреть на несчастье, и разве можно их за это винить?
– Когда они станут священниками, им придется этому научиться, – сказал Дэлглиш. – Не только смотреть, но и помогать.
– Научатся, наверное. Они хорошие ребятки.
– Миссис Пилбим, – спросил Дэлглиш, – а вам нравился Рональд Тривз?
Женщина ответила не сразу.
– Не мое это дело размышлять, нравился он мне или нет. Да и другим не пристало. Людей у нас живет мало, незачем заводить себе любимчиков. Отец Себастьян никогда этого не одобрял. Рональд не чувствовал себя здесь своим. Немного самодовольный, к другим относился излишне требовательно. Так обычно бывает, если чувствуешь себя не в своей тарелке. И никогда не упускал случая напомнить нам, что его отец богат.
– А к миссис Манро он, случайно, не был особенно расположен?
– К Маргарет? Наверное, можно сказать и так. Он, бывало, заходил к ней. Студентам положено заходить в коттеджи только по приглашению, но я подозреваю, что он иногда заскакивал к Маргарет просто так. Не представляю, о чем они могли говорить. Может, им просто нравилось общество друг друга.
– А она рассказывала, как нашла тело?
– Не особо, а я и не спрашивала. Конечно, на следствии и так все вылезло наружу, и я читала в газетах, но сама не ходила. Да и у нас это обсуждали, когда поблизости не было отца Себастьяна. Он сплетни терпеть не может.
– Она говорила вам, что записывала, как все произошло?
– Нет, не говорила. Но я не удивлена. Ее медом не корми, дай пописать. Такая она была, наша Маргарет. Пока Чарли не убили, она писала ему каждую неделю. Бывало, я захожу к ней, а она сидит за столом и строчит, страницу за страницей. Но она никогда не говорила, что пишет о молодом Рональде. Да и с чего бы?