– Коммутатор сообщает: «Входящий звонок от комиссара Фогель. Принять звонок?»

– Дьявол! – Этцель был уверен, что Брандт сообщил напарнице о его новом назначении. – Коммутатор, принять звонок.

– Этцель, где тебя носит?

– И тебе доброго утра, Аннализа.

– К черту твою вежливость, напарник! Если через полчаса я не увижу твою лохматую голову в кабинете, я отстригу твои патлы! – от этой шуточной угрозы у эльфа по спине пробежали мурашки, но он понял к чему клонит его напарник.

– Аннализа, я не проспал.

– Тогда… где тебя носит?

– Новое задание.

– Звучит интригующе. Почему не дождался меня?

– Прости, Аннализа. Дело касается самого верха, кейс засекречен.

– То есть даже от меня?

– Увы, но да.

– Кто же будет прикрывать твою… спину? – ах эти берлинцы с их знаменитой грубоватой прямотой.

– Отращу себе глаза на затылке, – отшутился Этцель, хотя всерьез не задумывался об этом. Кто бы ни стоял за убийством, насильственная смерть бессмертного несла за собой гарантированный гнев Совета Высоких Домов, а стало быть и жесткий приговор в конце. Однако кто-то решился на это, и этот кто-то был еще на свободе. Стало быть, и для самоуверенности эльфа в полицейской форме не было оснований.

– Я серьезно, Этцель. Если дело пахнет жареным, то я должна знать, – из голоса напарницы исчезли игривые нотки.

– Не могу, Аннализа, извини.

– Черт, не хочешь ли ты сказать, что это касается Домов?

– Аннализа…

– Это касается Домов.

– Аннализа…

– Чертовы Дома с их тайнами.

– Аннализа, ты начинаешь говорить, как моя бывшая.

– Умная женщина. Ладно, что ты предлагаешь? Заниматься другими делами?

– Займись оборотной стороной нашей замечательной профессией.

– Отчеты?

– Они самые, всего пару дней, пока я не разберусь с этим делом.

– Ты режешь без ножа, – навыки офисной работы не были сильной стороной Аннализы.

– Все лучше, чем оказаться без прикрытия в трудный момент.

– Чтоб тебя, остроухий, – только напарница могла звать его так без угрозы получить по физиономии вне зависимости от пола и возраста.

– Не печалься, на наш век еще хватит мерзавцев.

– На твой точно. Коммутатор, отбой.

Было понятно, что напарнице такое развитие событий было не по душе. За последние пять лет каждодневной работы между ними появилась устойчивая связь, которую при желании можно было назвать дружбой. Этцель научился уважать смелую, отчаянную и местами даже безбашенную напарницу. Аннализа смогла пересилить себя и посмотреть на Этцеля как на равного себе, а в сегодняшних реалиях это многого стоило. Поэтому, нарушая эту хрупкую связь, эльф рисковал нарваться через пару дней на холодную стену недоверия со стороны Аннализы. Чем быстрее он разберется с этим убийством, тем меньше будет ущерб его отношениям с напарницей. Невольно комиссар придавил педаль газа.

После Нойкёльна архитектура за бортом автомобиля начала меняться. Восточный Берлин четко обозначал свои границы. Коммунисты коренным образом изменили образ востока столицы. После Войны все, что нельзя было восстановить, сносилось. Разрушалось и все то, что не подходило новым идеологическим догмам. Все плохое и хорошее, что оставалось от старой империи было уничтожено, а его место заняли целые когорты безликих многоэтажек, шлакоблочных клубов, а также тянущихся на восток, широких проспектов и транспортных артерий. Этцелю была нужна как раз одна из таких магистралей – Аллея Космонавтов. Названная в честь совместного полета в космос советского и восточногерманского пилотов семьдесят пять лет назад.

Несмотря на весьма либеральное отношение к смертным, эльфу было сложно понять человеческую природу. Людям всегда было мало того, что они имели. Всегда было мало земли, которой они владели, знаний, которыми они обладали; младшие дети земли завоевывали, забирали и продолжали рваться вперед, расширяя свое жизненное пространство. Столетие назад, когда вся планета оказалась под их пятой, люди не пожелали мириться с этим и полетели в космос. Сколь политизированным и идеологически накаченным этот шаг ни был, полет в космос был знамением начала конца эпохи эльфов. Пусть перед бессмертными пасовало само время, они довольствовались своим домом. Они любили его и не стремились покинуть родную гавань.