– Я знал, что вам понравится. Я их собрал в нашем лесу специально для вас.

Нина предложила ему зайти и, когда они оказались у нее, заметила, что он окинул квартиру любопытным взглядом. Она подумала, что сейчас он пустится в воспоминания, но, к ее величайшему облегчению, он только спросил:

– Где же Вася?

В ту же минуту Вася показался из-под дивана.

* * *

– Почему вы назвали меня Ульяной? – спросила Нина, когда четверть часа спустя они сидели в кухне за столом.

– А, – улыбнулся он, – помните, у Ключевского в «Исторических портретах» была такая помещица Ульяна Осорьина, которая жила в начале семнадцатого века и в голодное время спасала крестьян?

Нина засмеялась:

– Не помню.

– Перечитайте: это про вас. У вас ведь, кажется, есть Ключевский?

– Есть, – ответила Нина и подумала: «Вот тебе и бомж… Впрочем, мне и раньше казалось, что с ним не все так просто». – Скажите, а вы…

– Я думаю, мне все-таки следует представиться? Юрганов. Лев Юрганов. Ваш покорный слуга.

Потом они пили французское вино, которое Нина держала для какого-нибудь торжественного случая, и говорили, пока за окнами не наступила ночь.

– Ну вот, мне пора, – сказал гость и встал.

– Спасибо за грибы, – сказала Нина и вышла в коридор проводить его. Он спросил, может ли она дать ему почитать старый номер «Нового мира», который валялся на столике. «Конечно, – сказала она, – пожалуйста». – «И я могу через неделю вам его занести?» – спросил он. «Через неделю? То есть в четверг?» – «Да, в четверг или в пятницу. Вы будете дома?» – «Конечно, – сказала Нина и вспомнила, что в четверг собиралась с Марго на симфонический концерт, – буду и в четверг, и в пятницу».

В четверг он не пришел, и Нина поняла, что напрасно отказалась пойти с Марго в консерваторию. «Может, он и завтра не придет, – подумала она, – не из-за журнала же ему приходить?»

Но он пришел. Они опять сидели в кухне: Нина угощала его телятиной под соусом, приготовленным из его грибов, и только сейчас рискнула спросить:

– Ваши обстоятельства как-то изменились?

– Да, во всяком случае, на ближайшую зиму. Мой товарищ по прежней работе предлагает мне караулить его дачу в Озерках. Если позволите, я ему от вас позвоню.

Нина позволила, но товарища не оказалось на месте.

– Что-нибудь случилось? – спросила она.

– Да нет… Мы договаривались сегодня вечером заехать к нему на дачу, а его до сих пор нет дома.

Нина сказала, что еще не так поздно и товарищ может появиться в любую минуту, и они вместе стали ждать.

Было уже начало двенадцатого, когда Юрганов набрал номер в последний раз: телефон товарища по-прежнему не отвечал.

– Вам, наверное, негде переночевать? – спросила она.

Оказалось, что переночевать он может в деревне, где провел лето, но деревня, как выяснилось, находится далеко, и добраться до нее ночью в любом случае невозможно.

– Куда же вы делись прошлый раз, когда ушли от меня? – спросила Нина.

– Переночевал на бульваре. Ничего страшного – сейчас тепло.

– Почему же вы ничего не сказали? Вы могли бы остаться у меня.

– Не хотел вас затруднять.

– Ну почему же не хотели, если я – Ульяна?

И он остался. Нина постелила ему на кухонной кушетке, и Вася по старой привычке устроился у него на животе.

Хозяин дачи нашелся только под вечер следующего дня.

– Слушай, старик, у меня немного изменились планы, – сказал он Юрганову, – Если бы ты мог неделю или дней десять подождать, а? А то, видишь ли, жена хочет еще побыть на даче. Перезвони мне числа двадцать пятого, хорошо?

И Юрганов остался у Нины. Утром она уходила на работу, а он убирал свою постель, чистил овощи, из которых Нина варила обед, кормил кота, поливал цветы, иногда ходил в магазин. В квартире поселились его вещи: в ванной – зубная щетка, в стенном шкафу – летняя куртка, в прихожей – сшитые белыми суровыми нитками войлочные шлепанцы. Вечера они проводили за разговорами, телевизор почти не включали и часто выходили постоять на балкон, посмотреть на дождь.