– Это, наверное, французский?

– Угадали, Фокс. Я всегда говорил, что у вас способность к языкам.

– Занимаюсь самообучением с помощью граммофона. И все же, сэр, террористы не шутка.

– Разумеется. Пээм [2], как его называют, считал, что О’Каллагану требуется полицейская защита. И я с ним соглашался. Но больше ничего не мог поделать. О’Каллаган несерьезно относился к угрозам. И мы, как ты знаешь, ненавязчиво присматривали за ним. В тот день, когда заседал кабинет министров, чтобы решить вопрос о представлении законопроекта, я сам отправился на Даунинг-стрит. Мне стало известно, что туда собирается этот несносный Николас Какаров, и я действительно заметил его поблизости на улице. Вырядился самым смехотворным образом – кажется, фотографом – и удрал со всеми своими инфракрасными излучателями, как только увидел меня. А я взял такси и поехал за О’Каллаганом до самого его дома. Был момент, когда мы остановились бок о бок. Он включил в салоне машины свет, а я повторил приветствие.

– Его слуги надежны? – спросил Фокс.

– О да, этим мы занимались, но, разумеется, не могли добиться многого без разрешения О’Каллагана или без его ведома.

– Конечно. Думаю, ее светлость подозревает хирурга или девчонку.

– «Хирург или девчонка», подходит для названия кино. Сэр Джон Филиппс – способный врач и умеет управляться со скальпелем. Она считает, что он резанул не там, где надо, потому что О’Каллаган связался с его приятельницей?

– Она уверена, что сэра Дерека отравили. Во всяком случае, ее мысль такова, хотя в письмах – никакой ясности.

– Письма при вас?

– Да, вот они.

Аллейн внимательно прочитал послания.

– Знаете, Фокс, сотни людей сочиняют подобные письма, однако не собираются никого убивать.

– То же самое я пытался внушить и ей!

– Бедолага Фокс. Найдите-ка мне статью о его смерти.

Инспектор извлек из кармана газету.

– Захватил с собой.

– Вы ни о чем не забываете. Значит, он умер через час после окончания операции. Анестезиолог проявлял беспокойство, перитонит, перфоративный абсцесс, «не хотел устраняться от грандиозного дела», явно запустил свой живот. Все достаточно логично, и тем не менее… – Аллейн задумчиво потянул кончик своего аристократического носа. – Боже, – тоскливо заключил он, – придется идти встречаться с леди.

На лице Фокса отразилось облегчение.

– Если в этом деле есть что-то реальное, это будет громкое расследование. Как вы называете подобные случаи? – Он, смущаясь, произнес французские слова: – Cause celebre [3].

– Именно так, – кивнул Аллейн, который, подшучивая над кем-нибудь, никогда не перегибал палку. – Интересно, примет она меня сегодня вечером?

– Не сомневаюсь, сэр.

– Сейчас справлюсь. – Он позвонил на Кэтрин-стрит. – Это дом леди О’Каллаган? Я говорю с ее дворецким? Старший инспектор Аллейн из Скотленд-Ярда. Будьте любезны, спросите у ее светлости, не сможет ли она принять меня сегодня вечером в любое удобное для нее время. Совершенно верно, инспектор Аллейн. Благодарю вас.

В ожидании ответа он рассеянно смотрел на Фокса.

– В девять часов. Большое спасибо. – Аллейн положил трубку. – Влип на свою голову.

Когда Фокс ушел, старший инспектор сидел и минут двадцать смотрел на стену перед собой. Затем по-звонил полицейскому хирургу и какое-то время расспрашивал его об аппендицитах, перитонитах и наркозе. Потом отправился к себе в квартиру на Ковентри-стрит, принял ванну, переоделся в смокинг и прочитал первую сцену из «Гамлета», к которой был неравнодушен. Было лишь без двадцати девять, и он решил пройтись до Кэтрин-стрит пешком. Слуга Василий подал ему пальто.

– Василий, – спросил старший инспектор, – ты все еще видишься со своими пользующимися дурной репутацией приятелями из этого вашего пансоветского братства?