Ю. Емельянов так убедительно показывает, что соратники Сталина просто обязаны были вызвать медицинских работников, что невольно напрашивается ответ: они потому не сделали это, что такой ситуации, попросту, не существовало. Даже на минуту нельзя себе представить, что четыре самых близких соратника Сталина экспромтом, в присутствии охраны, приняли решение оставить вождя в беспомощном состоянии, не заботясь о том, где они все окажутся завтра, если вождь преодолеет недуг, несмотря на несвоевременно оказанную ему врачебную помощь, и станет им задавать соответствующие вопросы.

То есть, вся эта «синтетическая» комбинация из версий, вытекающих из завиральных воспоминаний Хрущева и фантастической «легенды Лозгачева», есть очередной плод фантазии, хотя следует отдать должное автору, что он весьма близко подошел к разгадке «таинственной смерти Сталина». Но, увы! Сказав «а», автор говорит и «б»:

«Но почему был отдан такой приказ? Все, что известно о поведении четверых людей, позволяет предположить, что каждый из них старательно делал вид, что ничего необычного не происходит, хотя твердо знал, что Сталин уже находится между жизнью и смертью. А если это так, то что давало им основания для такой уверенности и почему они не старались использовать хотя бы малейший шанс для спасения его?

Хотя совершенно очевидно, что все четверо были виновны в преступном препятствовании оказанию помощи тяжело больному человеку, вряд ли все они вместе осуществляли отравление Сталина. Скорее всего, отравление было осуществлено одним человеком. В то же время поведение и остальных вызывает подозрение в том, что они старались не мешать фатальному концу, то ли наверняка зная, то ли догадываясь о том, почему Сталин находился в таком состоянии.

Но подозрение вызывает и поведение охранников. Почему они так долго не реагировали на то, что Сталин не встает после сна? Почему они поверили «диагнозу» членов Президиума ЦК, когда они видели, что Сталин был в полупарализованном состоянии и пребывает в нем, возможно, с полудня? Почему они лишь покорно ожидали прибытия врачей, ничего не предпринимая для ускорения этого прибытия? Создается впечатление, что события развертывались в далекой тайге или тундре и окрест ближней дачи на сотни километров не было ни единого очага цивилизации, ни единого медицинского учреждения, ни одного врача. Неужели приказ Г. М. Маленкова «никому ничего не сообщать», разнос Берии, устроенный охранникам, произвели на них столь сильное впечатление, что они не решились действовать самостоятельно, хотя бы в обход этих приказов: например, вызвать врача якобы на помощь одному из них? Не исключено, что кто-то строго запретил охране действовать самостоятельно.

Это подозрение усиливается, если вспомнить то, что никто из охраны не пытался зайти к Сталину до 22.30. Возможно, что Сталину стало плохо гораздо раньше, чем зажегся свет в его кабинете, и он включил свет, напрягая последние силы, но уже будучи не в состоянии позвать охранников и прислугу. Но возможно и то, что кто-то включил свет в комнате Сталина, уже увидев его на полу в бессознательном состоянии. Включенный свет якобы позволил охранникам успокоиться и отложить посещение Сталина на несколько часов. Уже на этом этапе многое вызывает недоумение. Почему, кроме детей Сталина, никто не старался узнать, почему задерживается обед и что происходит со Сталиным? Почему охранники, которые решились навестить Сталина в 22.30 и нашли для этого удобный предлог, не могли раньше придумать, каким образом можно разузнать, что с ним происходит?