Через открытое окно комнаты Анны с улицы до Молли доносятся речи об утопленнице. Новости распространяются быстрее полета птицы. Скоро все обо всем узнают, люди начнут сутки напролет говорить об Анне. Больше хороших сплетен копенгагенцы любят только кровавые трагедии, которые заставляют женщин содрогаться. И снова Молли чувствует гнев, она не хотела, чтобы кто-то сплетничал об Анне, особенно за кружкой пенного пива.

У нее все еще осталось странное чувство, ощущение, что кто-то наблюдает за ней, и снова вспомнила высокого, бледного вырезальщика из бумаги.

Он выглядел и испуганным, и одновременно отвратительным, когда народ кричал на него. Молли осмотрелась. На полке над кроватью стоит сундучок с дешевым колечком и плоский, белый камень.

Она нашла и мешок под кроватью с парой вещей, их можно будет продать в лучшем случае за четверть скиллинга. Для Молли это было невыносимо. Стоять здесь и оценивать вещи сестры, как будто они имеют только ту ценность, какую им назначат на рынке. В целом комната уже казалось чужой и угрожающей. Может быть, дело просто в жаре и зловонии с улицы, которое сегодня особенно сильно.

Она провела рукой по кровати, на которой не было ничего, кроме мятого постельного белья и нескольких лобковых волос разной формы и длины. Привет от многочисленных посетителей, каждый из которых внес свой вклад в оплату «Пещеры Иуды», от всех тех юношей, холостяков, парней и мужчин, которых обнимали, шлепали, сосали, вылизывали, рвали, кусали и трахали. А теперь Анна погибла ни за что. Молли выкинула волоски в окно и попыталась отвлечься от мыслей о той жизни, которую они вели. Так не годится, она должна подумать о себе, о том, как теперь выживать, здесь и сейчас. Ради Крошки Мари.

Около кровати она нашла ящичек с серой и лучинами и бутылку с содержимым, похожим на грязь и пахнущим навозом. Осталось с прошлой зимы, когда Анна подумала, что сможет выбраться из нищеты, продавая домашние спички. Они купили темную жидкость у английского купца, который утверждал, что у них получатся лучшие в мире спички, гораздо лучше старых, и что они заработают на них целое состояние. К сожалению, изготовление серных спичек занимало слишком много времени, а зима выдалась теплой. Но идея была хороша. В суровую февральскую ночь у людей не хватало терпения на старый трут и сырые дрова, зубы стучали. Холод – коварный и жестокий враг, хуже одиночества, Молли знала это, она видела своими глазами. Страх одиночества толкает людей на безумные поступки, например, платить за то, чтобы с ними спали женщины, которые их ненавидят, и тому подобное, но холод – холод превосходит все. В безлунную зимнюю ночь люди кричат, как бешеные лисицы, даже отрезают себе отмороженные конечности. Бывает, что даже старушки внезапно оказываются способны на убийство ради одной минуты у теплой печки.

Вот в такую ночь хорошо было бы продавать серные спички и заготовленные летом сухие дрова по завышенной цене. К сожалению, за прошлую зиму не выдалось ни одной такой ночи, и у них остался фунт серы, лучины, волшебная жидкость и разбросанные повсюду стружки. Летом это не имело никакой цены, люди не видели дальше завтрашнего дня. Молли решила оставить серные спички Анны в надежде, что они смогут заработать немного денег на черный день следующей зимой.

– Тетя? Ты здесь?

Это Крошка Мари. Молли ей не ответила, надеясь, что девочка пройдет мимо.

Она услышала, как ей ответила Саломина: «Успокойся, малышка». Старушке нравилось играть с малышкой и заботиться о ней. Анна всегда была против этого. Саломина часто болела, а Мари легко цепляет болезни. К тому же Саломина ругалась как извозчик. Это раздражало. Сначала казалось смешным, что Крошка Мари впитывала все это как губка и запоминала каждое слово. Она могла сказать и «отсоси», и «пиписька» и «козел» до того, как научилась произносить свое имя.