– Знаешь, Люся, ты того… – басовитый голос поменял окраску, стал вполне нормальным баритоном. – Ее в театре не было.

– Зато ее альфонс был! Не улавливаешь? Он проходил в свой бункер через сцену перед началом спектакля, а потом вышел тем же путем в антракте, кувшин и бокал уже стояли на реквизиторском столе. Ленка Ушакова с ним и с Эпохой на ножах была, Виталька Ушаков хоть и не воспылал страстью к мощам, но в последнее время лебезил. Для нашего альфонса это повод. Или мотив, называй как хочешь. Да он всех пришьет, кто посмеет оторвать от него Эпоху. Ты припомни, где он служил и за что медаль получил! Единожды убивший, убьет и вторично. Вот посмотришь, я окажусь права.

– Не знаю, может, и так… А я давно не пью и не ем на сцене. Брезгую. У Олимпиады мыши в цехе, моя Катя видела не раз. Предупреждала Олимпиаду: сделай санитарную обработку! Нет, ей все некогда.

– И мыши, и тараканы, – согласилась Люся. – Только не мышей надо бояться, ты разве не понял? Вот скандал будет! На весь город и на всю область. Короче, думай, завтра встретимся и обсудим.

– Да не соберешь ты подписи, не надейся…

Голоса перестали слышаться отчетливо, заговорщики удалялись по направлению к сцене. Степа осторожно выглянул из-за щита, стараясь разглядеть фигуры, но не успел, они уже скрылись за овальным поворотом стены. Заречный повторил шепотом:

– Эпоха. Люся. Альфонс. Служба и медаль.

В администраторской вызвал по телефону такси и выбежал на улицу. Яна спала в милицейской машине. Степа наклонился к ней, тихонечко сказал на ухо:

– Карета подана, Янка.

– Это ты? – промямлила сонно она, даже не открыв глаз. – Нашел убийц?

– К прискорбию, я не Эркюль Пуаро. Вставай, Яна.

– Тогда, значит, трупы ожили? – и не думала вставать она.

– Трупы уже в морге, – и Степа коснулся губами носика Яны. – Идем, такси ждет.

Яна тяжело поднялась, опираясь на Степу, пересела в такси, так и не проснувшись полностью. Степа назвал адрес, обнял девушку и всю дорогу думал, что завтрашний поход в бассейн, скорее всего, отменяется. А послезавтра боже упаси отменить поход в гости к родителям Янки. Но и это может произойти, если следователь согласится на его помощь. А если не согласится…

– …он будет полным козлом, – вырвалось вслух.

– Кто будет козлом? – пробормотала Яна.

– Да так, есть один…

Больше она ничего не спрашивала, а продолжила дремать. В дреме и по лестницам шла на седьмой этаж – лифт работает только до одиннадцати, и в комнате раздевалась механически. Степа лишь успел постелить постель, Яна тут же упала со стоном на кровать, укрылась одеялом и затихла. Он еще помылся под душем, выпил холодного чая с печеньем, только потом, стараясь не разбудить Яну, лег. Не спалось. Все же поход в театр оставил неизгладимое впечатление.

Шел четвертый час утра. Только-только уехала милиция, а свидетелей отпустили по домам. Галеев Лев остался ночевать в театре, спрятавшись под сценой. Директрисе не объяснишь, мол, бабок нет на такси, выставит на улицу все равно, в придачу разорется, поэтому пришлось унизительно прятаться. Но вот смолкли голоса, он выбрался из убежища, пришел в гримерку и долго стоял, не решаясь ни сесть, ни лечь на диванчик, давно отживший свой срок. Да разве уснуть после таких событий? Два трупа, каково?! У Галеева после спектакля волосы дыбом встали! Странно устроен человек, еще днем после репетиции поцапался с Виталиком по пустяку, который тогда не казался пустяком, Лев уже забыл даже, что послужило поводом к стычке. А в начале десятого вечера Виталик не поднялся на поклон. И Ленка не поднялась. Переполох царил за занавесом, все пытались разбудить Ушаковых, окликали их по именам, не решаясь дотронуться. В зале аплодисменты, надо было выходить на поклон. Вышли, еще не сообразив, что актеры, лежавшие за закрытым занавесом, никогда больше не встанут. После поклона зрители выходили из зала, а актеры и технический состав, примчавшиеся на панику, услышанную по трансляции, стояли вокруг Ушаковых. Машинист сцены, сидя на корточках, потрогал пульс у обоих, поднялся: