Того, что он увидел в холле, лучше бы избежать. Отношения с Джеком надо было давно закончить. Он не её пациент и не имеет права мешать. Но он упёрся. Словно почувствовал, кто должен прийти, слишком хорошо её знает.

Отказать Кроу в приёме она не могла и перенести тоже. Он бы не стал ждать. Этот звонок – единственный. То, что он здесь, – уже чудо. Алиса права, с ним действительно будет сложно.

Ада попыталась объяснить:

– То, что вы видели в холле…

– Меня не касается. – Он скрестил на груди руки.

– Джек – не мой пациент, но дело даже не в этом.

Кроу прикрыл глаза и сжал губы – выслушает, но не поверит. Ада облокотилась на стол.

– Поговорим о вашей боли?

Он неохотно кивнул.

– Как вы её чувствуете?

– Что значит «как»?

– У вас начинает болеть голова, что потом?

– Потом она болит ещё сильнее.

– А если про неё забыть?

– Забыть?

– Если обратить внимание на другие части тела, как вы их ощущаете?

– Никак.

– Это не так. Всё тело реагирует на боль. Вы хмуритесь, поднимаете плечи, напрягаетесь. Верно?

Немного подумав, Кроу ответил:

– Верно.

– Дальше вы начинаете думать, – продолжила Ада. – О чём?

– О смерти.

– И что вы думаете о ней?

– Она бы многое решила.

– Вы готовы решать таким способом?

– Нет. Вы спросили, о чём я думаю. Во время приступов я ничего не решаю.

Ада одобрительно кивнула: такая разумность обнадёживает.

– Что ещё приходит вам в голову?

– Это никогда не закончится.

– И как вам это?

– Как есть.

– Вы мучаете себя. Вам больно от этих мыслей. От того, как реагирует ваш разум, а за ним и тело, на первичную боль. Для начала можно избавиться от этого.

– С помощью морфина? – Кроу вскинул глаза к потолку. – Одна доза – и я во втором круге… рая.

– Морфин снимает первичную боль. О ней мы поговорим потом. Но она только часть того, что вы чувствуете. Вас терзает не боль, а ваше отношение к ней.

Он замолчал. Наверняка задумался над её словами, но разрушить его баррикады непросто. Вряд ли удастся в ближайший месяц, а то и год.

– Пусть так, – сказал он. – Что дальше?

– Вы можете снизить боль как минимум вдвое, изменив её восприятия.

– Как?

– Есть несколько приёмов. Вот вам один: попробуйте найти часть тела, которая чувствует себя хорошо. Даже когда что-то сильно болит, она всегда есть. Сосредоточитесь на ней.

– Её нет.

– Не говорите ничего сейчас, попробуйте, когда придёт время.

Оставив Кроу наедине с мыслями, Ада открыла его медицинскую карту, полистала страницы. Не удивительно, что он больше не верит врачам. Написано много, читаешь и думаешь: пора хоронить. Зачем лечиться, если дела так плохи? Тем более что раз за разом всё без толку.

– Вы что-нибудь помните о том моменте, когда вас контузило? – спросила Ада, увидев, что Кроу готов продолжить.

Он закрыл глаза, опустил голову и наклонился вперёд.

– К чему вопрос? – Его голос прозвучал глухо.

Ада секунду-другую молча смотрела на него. Он ощетинился, отгородился, не скажет ни слова. Упрётся и не будет вспоминать или не помнит. Но к этому они ещё не раз вернутся, иначе лечения не выйдет.

– А какое дело вы сейчас ведёте? – спросила она.

Кроу поднял глаза. Ада легко прочла его мысли – те были написаны на лице. Он собирался закончить разговор и уйти, чтобы никогда не вернуться. Но за её вопрос зацепился.

Следующие десять минут она слушала рассказ о Дороти Максвелл.

– Как она выглядела, когда пришла к вам? – спросила Ада.

– Бледная, больная, запуганная.

– А её волосы?

– Никак.

– Она была лысой? – удивилась Ада.

– Она убрала их под шляпку и не снимала её. И верхнюю одежду тоже, ей было холодно.

– Вот как… А её руки вы видели?

– Они были в перчатках.

– Дрожали?

Кроу кивнул.