Они сидят друг против друга. Доктор выжидающе кладет руки на колени.

– Спасибо, что так быстро сумели меня принять, – начинает Ромилли.

Доктор Джонс кивает.

– Конечно. Я рада, что вы подумали обо мне.

Наступает долгая пауза. Тиканье часов на стене заставляет Ромилли осознать, сколько времени тратится впустую. Но она не знает, с чего начать.

– Начните с того, что вы сейчас чувствуете, – говорит Джонс, словно прочитав ее мысли.

– Растерянность. Тревогу. Тоску.

– Ладно… – Доктор делает паузу. – Тогда почему же я этого не вижу?

– В каком это смысле?

– По крайней мере, со стороны. – Джонс мягко улыбается. – Большинство людей, которые просят о срочной встрече, всегда как-то демонстрируют свои чувства. Плачут, не находят себе места… Если что, то вид у вас скорее рассерженный.

Ромилли всегда нравилось то, что Джонс никогда не разговаривает с ней свысока. Они обе врачи – умные женщины, – и Джонс относится к ней как к таковой.

– Да, я сердита, – признает Ромилли. – Сегодня я виделась со своим бывшим мужем.

– Адамом?

– Да.

– И какие чувства вы испытали? Опять оказавшись рядом с ним?

Ромилли пробует припомнить. Выглядел он так же, как и всегда. Та же стрижка – может, разве что чуть длиннее, но это ему идет. Чуть больше седины, больше морщин на лбу, но, как бы он себя ни вел, это ему к лицу. И Адам назвал ее «Милли». Как раньше. Он единственный, кто так к ней когда-либо обращался, и сейчас это в равной степени и радует ее, и приводит в бешенство.

– Противоречивые, – отвечает она наконец. Психотерапевт склоняет голову набок, ожидая, когда она раскроет эту мысль. – Он все такой же…

Ромилли делает паузу, подыскивая нужное слово. Так и тянет сказать «привлекательный», «симпатичный», но не хочется, чтобы доктор Джонс видела в ней такого человека. Поверхностного. В его привлекательности всегда было нечто большее, чем просто внешность.

Ромилли знает, что Адам по-прежнему холост. Она все еще общается с Пиппой, а Пиппа передает все сплетни от Джейми. Судя по всему, Адам легко заполучает женщин. «Не совсем уж блядун, но близко, – нахмурившись, сказала как-то Пиппа. – Однолюбом его точно не назовешь. И правильно, что ты избавилась от него», – добавила она при этом, тогда как Ромилли знает, что Адам никогда чем-то подобным не отличался.

Тут она чувствует укол ревности, представив Адама с другими женщинами, и заставляет себя сосредоточиться на куда менее привлекательных чертах своего бывшего супруга.

– Он приводит меня в бешенство, – говорит Ромилли. – Да, он умный, успешный. Все, что меня в нем в первую очередь привлекало. Но теперь я также замечаю и его высокомерие. И что он по-прежнему видит во мне того ужасного человека, который его подвел.

– Он так и сказал?

– Нет, но я сама могла бы это сказать. И он жалеет меня. Считает взбалмошной недотепой, просравшей собственную жизнь.

– А сами вы считаете себя взбалмошной недотепой?

– Нет. Как правило, нет. – Ромилли опять ощущает укол стыда, припомнив, в какое неловкое положение поставила себя перед Адамом. – Наверное, разве что сегодня, – тихо добавляет она.

– И что же сегодня произошло? Зачем вы ходили к нему?

– Он ведет это дело об убийствах. Тех, что у реки. И я подумала… Я…

– Вы подумали, что это дело рук того человека.

– Да.

– Почему?

– Ну… и сама точно не знаю. Просто почувствовала.

Ромилли чувствует себя по-дурацки, повторяя это сейчас. Естественно, Адам не стал ее слушать. Он из тех, кто имеет дело лишь с неопровержимыми уликами. С железными доказательствами.

– И он не воспринял вас всерьез? – отзывается Джонс.

– Да. И теперь меня тревожит, что он прав. Что я опять это делаю.