– Все-все, – поднял Макс вверх руки. – Будем считать, это флаг о капитуляции. – Он взял в руки кусок белоснежной ткани. – Ты меня поймала, я тебя. Мы квиты. Давай, излагай свои сомнения. По глазам вижу – не терпится же.

– Мне бы хотелось сначала тебя выслушать, ну да ладно. Смотри…

И я выложила все Максиму.

– Закурю? – поинтересовался он, доставая из кармана пачку.

Я отрицательно помотала головой.

– Нютка, – прошептала еле слышно.

– Ах да! – Макс виновато улыбнулся. – Все время забываю, прости. Удивительно спокойный ребенок, кстати.

– Это не так, но перестань уводить разговор в сторону. Ты наконец скажешь, что обо всем этом думаешь?

Коломойский пожал плечами.

– Откровенно говоря, не знаю. Вернее… Слушай, ну, в каком-нибудь детективе Агаты Кристи, возможно, это и могло сыграть роль, а в жизни… Твоя фруктовая тарелка вообще ничего не доказывает. Ее можно объяснить чем угодно.

– Да? Ну-ка, давай, попробуй.

Макс пожал плечами.

– Может, Ольшанская просто заказала фрукты с доставкой и ей привезли микс. Чем не объяснение?

– О’кей, но это же просто проверить, не так ли? Вы наверняка изучили звонки покойной. Была там служба доставки?

– Ну допустим, нет, но это ничего не доказывает. Такую тарелку можно найти в ближайшем супермаркете.

– Во-первых, нет. Во-вторых, ты что же думаешь, Ольшанская стала бы подвергать себя риску, покупая опасные для нее фрукты? Даже десятилетний мальчишка, только услышав слово «персики», едва ли не пулей покинул кухню.

– Мало ли, – Макс пожал плечами. – Аллергия ведь тоже бывает разной. Может, это только у него контактная, а у нее пищевая. Не ешь фрукты, и будет тебе счастье. Вернее, несчастья не будет.

– Все равно сомнительно. Даже если так, зачем тащить в дом опасный для ребенка продукт?

– Так ведь его там не было. И вообще, чего только в жизни не бывает. Мы тут на днях выезжали на вызов. Так там один черный копатель домой бомбу притащил. Бомбу! Времен Второй мировой. Там саперы три часа советовались, не знали, что делать. Подойти боялись. Будь это чистое поле – отправили бы робота, взорвали дистанционно, а тут жилой дом. Весь двор эвакуировали. А у этого… как бы так выразиться, чтобы без мата… в общем, у того придурка жена и двое маленьких детей. А ты говоришь – персики.

Я молчала, не зная, что сказать. В данный момент здравый смысл боролся во мне с упрямством. С одной стороны, нельзя не признать наличие логики в рассуждениях Коломойского, с другой…

– Хорошо. Ты кругом прав. Но последняя услуга. Расскажи все, что вам удалось выяснить по этому делу, а? Не в службу, а в дружбу.

– Ох, Тарелкина… – Макс взял в руки столовый нож, повертел в руках, вгляделся в свое отражение и положил на место. – Подведет меня когда-нибудь под монастырь такая дружба. Что тогда делать буду? Возьмешь меня к себе на работу картошку чистить?

– Непременно. Но давай уже – не томи.

– Да нечего особенно рассказывать. Никаких признаков насилия и вообще ничего необычного. Разве что… А ты знала, что Ольшанская была беременна?

– Что?! От кого?

– Ну, дело закрыто, вернее, и не было открыто, поэтому подробности мне неизвестны.

– И тебе не кажется это подозрительным? Беременная женщина выпивает полторы бутылки шампанского – вторую она вроде бы так и не допила.

– Про беременность она вполне могла и не знать – там срок какой-то небольшой: пять-шесть недель. Да, и опять же, вот был недавно случай…

– Умоляю, избавь от подробностей. Уверена, ты и не такое встречал. Это все?

Перед тем как ответить, Макс замялся. Буквально на секунду, но мне этого хватило, чтобы не принять односложный отрицательный ответ и вцепиться в собеседника бульдожьей хваткой.