Мой дворецкий заранее пригнал багги на парковку, на которой хватает места всего для нескольких машин, составляющих наш крохотный автопарк. Обычно я хожу по Мюстику пешком, но сегодня рада тому, что до дома доберусь на транспорте. Уложив чемоданы на заднее сиденье, мы с Филипом отправляемся в путь. Я полной грудью вдыхаю воздух острова, в котором смешались сладковатый запах опавших листьев, аромат моря и паприки, сочащийся из чьей-то кухни, – и чувствую, как уходит напряжение из моих плеч. Однако Мюстик сильно изменился за шесть месяцев, с моего последнего визита. Дорога сквозь заросли казуарин и подлесок теперь вымощена, и скоро весь остров будет исчерчен официальными пешеходными дорожками, а не песчаными тропками, которые я так люблю. На участке Мика Джаггера свет не горит – значит, на острове будет не так весело, и нас не ожидают импровизированные матчи по крикету. Дом Дэвида Боуи тоже погружен во мрак, так что походы в бар «У Бейзила» будут скучными до тех пор, пока оба не прилетят на день рождения Лили[6].

Вилла Филипа находится чуть западнее моей и смотрит на Плэнтин-Бэй. Она одна из нескольких, что не окружены живой изгородью, которая защищает от ветров, мечущихся по острову в сезон ураганов. Вилла получила свое название в честь окружающих ее джакарандовых деревьев, чья крона все еще усыпана фиолетовыми цветами. «Джакаранда» – это скромный коттедж из беленой древесины с шиферной крышей. Дом во многом говорит о характере Филипа, который преклоняется перед простотой своего жилья и держит всего двух слуг – пожилую горничную и Хосе для ухода за садом. Он приглашает меня зайти выпить, но мне поскорее хочется увидеть Лили, поэтому я приглашаю его на завтра, на поздний обед. Он обещает принести свежую папайю прямо с дерева и прощается со мной.

На последнем этапе своего путешествия я сбавляю скорость, чтобы прислушаться к мирному спокойствию. Людей не слышно, только москиты, в честь которых назван остров, и цикады, чей стрекот так похож на аплодисменты. Находясь в Англии, я представляю этот тихий гул, и он убаюкивает меня. Тут я слышу новый звук: шаги, медленные и ритмичные, на дорожке позади меня, однако когда я поворачиваюсь, вижу лишь темную массу пальм и сияющие над головой звезды. Шаги на мгновение затихают, потом приближаются.

– Кто там? Идите ко мне, – говорю я в темноту.

Из подлеска выходит Саймон Пейкфилд. Он от меня в двадцати ярдах, но и я по сгорбленной, как у школьника, ожидающего наказания, позе понимаю, до какой степени ему неловко.

– Как поживаете, Саймон? Я видела вас перед вылетом, хотела поздороваться, но вы, кажется, пребывали в собственном мире…

– Сожалею, леди Ви, – он неловко улыбается. – Я вас не видел.

– Не переживайте. Давайте я подброшу вас домой.

Доктор садится в багги. Мы едем в том же направлении, потому что он всегда живет на вилле доктора Банбери, пока тот в отъезде. Пейкфилд рассказывает о планах на те два месяца, что он проведет на острове: продолжить работу нашего доктора по сбору средств на новое рентгеновское оборудование и на оснащение маленького терапевтического отделения в медцентре новыми койками и другой мебелью.

– Просто великолепно, я организую сбор средств. Ваша жена на этот раз с вами?

– Хлоя осталась с детьми; мы не хотим снова срывать их с места.

– Очень жаль. Вы должны обязательно прийти к нам на ужин; не стоит слишком много времени проводить в одиночестве.

– Вы очень добры, но мои пациенты не дают мне бездельничать. Честное слово, я всем доволен.

– И все же позвольте мне назначить дату – мы будем рады видеть вас.