А что касается слухачей – или стукачей, как будет угодно, – то этой публики всегда хватало в правоохранительных конторах всех степеней. Иначе каким образом содержание секретных совещаний у того же генерального прокурора немедленно становилось известным в некоторых, сильно заинтересованных структурах, не исключая криминальные?… Были времена, когда «жучков» находили в кабинетах заместителей прокурора. Но тогда это была, в общем, довольно грубая работа, следы которой при необходимом минимуме знаний легко обнаруживались. А нынче подобная подслушивающая техника монтируется в батарейках, конденсаторах, и хрен их неспециалист обнаружит. Поневоле будешь помалкивать в тряпочку. Враг не дремлет! Вечный лозунг России на все времена. Вот и получается, что не о делах насущных в родных стенах речи ведут, а в основном анекдотиками народ перебивается. Когда же всерьез приспичит, говорят: «А не пойти ли нам, дружище, в Столешники, свежих пирожков испробовать?» Словом, восемнадцатая серия про Штирлица…

Меркулов выключил верхний свет и сидел с настольной лампой. Потому лицо его оставалось в тени. Стол был идеально чист. На краю – свернутая газета. Это он, наверное, вместо скатерти приготовил, чтоб нечаянно полировку не запятнать. Столоначальник – одно слово.

– Привет, Вячеслав, – Костя протянул руку, не вставая. – Извини, старый становлюсь, ленивый, да и спина чего-то…

– А ты не расклеивайся, – нравоучительно заметил Грязнов, пожимая пухлую ладонь. – Рано еще. Как там твои?

– Спасибо, в порядке. Нам время тлеть, а им – цвести!

– Скажите на милость, – пробурчал Турецкий, расстилая газету на столе, – какие мы расслабленные и огорченные! Не верь ему, Славка, это он специально для тебя несчастного изображает. А сам вычисляет, как бы это мне вонючую такую пилюльку в пасть затолкать и чтоб я ее схавал и не выдрючивался.

– Вячеслав! – слабым голосом пожаловался Меркулов. – Ну хоть бы ты его научил не хамить пожилому и усталому начальству! Ведь вот как сейчас встану да как дам ему! Господи, за что?! Почему должен терпеть?… Доколе?!

– Славка, – засмеялся Турецкий. – Ты с попами дружил, как там известный протопоп своей женке ответствовал, не помнишь? Ну, когда она пытала его: долго ли еще муки терпеть?

– До самыя до смерти, – усмехнулся Грязнов. – Ино еще побредем.

– Вот именно, доставай пирожки. Это у нашего генерала от голода. Или недопития.

– Нахалы вы, – вздохнул Меркулов и вдруг забеспокоился: – Эй, голубчики, я эту газету совсем для другой цели приготовил! Стоп! – Константин Дмитриевич перевернул ее, осмотрел и ножницами вырезал небольшую заметку на первой полосе. – Вот так, а остальное можете использовать, как заблагорассудится.

– А чего там, Костя? – сунул нос поближе Турецкий.

– Для тебя, голубь ты наш! На, читай. Можешь про себя. А бутылочку-то давай сюда. Слава, прими у него.

Меркулов ушел в приемную, где у Клавдии в шкафу хранились рюмки и печенье к чаю. Заодно пошарил в холодильнике и обнаружил непочатую банку крабов. Вернулся, протянул банку Грязнову:

– Инструмент найдешь?

– Обижаешь, начальник…

Турецкий тем временем прочитал заметку. Суть ее была в том, что вчера в девять утра в Питере был застрелен вице-губернатор, ехавший с супругой из дома на работу, в Смольный. Выстрелы раздались, когда машина в запрещенном месте поворачивала с улицы Рубинштейна на Невский. Сам Михайлов получил смертельные ранения в грудь и голову. Касательное ранение в голову получила и супруга вице-губернатора, сидевшая сзади. Шофер успел выскочить и удрать, поэтому, можно считать, отделался легким испугом. Киллер-профессионал, стрелявший с крыши дома напротив, в спешке бросил оружие – автомат Калашникова калибра 7,62 и скрылся. Возбуждено уголовное дело, создана оперативно-следственная бригада. У следствия уже нет сомнений, что убийство – заказное, а причиной его могло быть то обстоятельство, что Михайлов, будучи еще префектом в Санкт-Петербурге, оказывал покровительство тамбовской преступной группировке, что, однако, ничем не подтверждается.