– Сашенька, душенька, мы ведь мыслим с тобой совершенно одинаково. Я тоже думала о невиновности крестьян и хотела поделиться всем этим с тобой, – наконец, смогла я вымолвить.

Шурочка после этих слов впервые за день улыбнулась и кивнула.

– Но если не крестьяне, то кто мог убить князя? – продолжала тем временем размышлять подруга.

Я тоже задумалась, посмотрела на платок, и тут в голове моей возникла на первый взгляд совершенно несуразная мысль. А вдруг именно та женщина, которой принадлежит платок, как-то замешана в убийстве князя Волевского? Вполне возможно, но пока бездоказательно. В том, что платок принадлежит именно женщине, не приходилось сомневаться. В конце концов, не станет же нормальный мужчина повсюду носить с собой, как дорогой талисман, скажем так, пикантный предмет туалета, принадлежащий мужчине. Значит, платок принадлежал когда-то именно даме и никому другому.

После этого я поспешила поделиться мыслями, посетившими меня, с Шурочкой. Подруга без всяких оговорок согласилась со всеми моими доводами о причастности к этому делу таинственной незнакомки.

– Все это прекрасно, – выслушав меня, проговорила Сашенька. – Однако чтобы удостовериться в наших изысканиях, нужно найти эту самую женщину. Как это сделать?

– Пока еще не знаю, – откровенно призналась я. – Давай-ка сперва позовем Остапа и расспросим его как следует о последних днях жизни князя. Уж кому, как не ему, знать, чем занимался твой жених вплоть до самой своей смерти.

– Правильно, – согласилась подруга. – Иди, Кати. Я подожду тебя здесь.

Не успела я выйти из кабинета, как тут же передо мною возникла огромная плечистая фигура бурмистра. Он, понуро опустив голову, шагал по коридору взад и вперед, не зная, куда себя деть.

– Ага, Остап, тебя-то я и искала. Пойдем-ка в кабинет. Александра Саввишна с тобой поговорить желает, – я повернулась и отправилась в комнату, где нас дожидалась Шурочка.

Остап хотел что-то сказать, но так и не выговорил ни одного слова. Он молча подчинился моему приказу и, словно приговоренный, хмуро пошагал за мной.

А о чем мы говорили с Остапом, и что он нам поведал, читатель может узнать в следующей главе.

Остап вслед за мной осторожно вошел в кабинет и, смутившись, нерешительно остановился в дверях.

– Проходи, проходи, – позвала я, заметив его смущение. – Не бойся, я же сказала, нам просто нужно с тобой поговорить.

Остап, наконец, прошел в комнату и уселся на предложенный ему стул. Несмотря на то, что мы старались быть как можно ласковее с бурмистром, лицо его все еще выражало сильный испуг. Он постоянно озирался по сторонам, руки его, лежащие на коленях, дрожали. Скажу честно, меня поведение Остапа меня немало удивило.

– Остап, нам бы хотелось узнать от тебя о последних днях жизни твоего барина, – приступила к допросу Шурочка.

– Да что уж тут рассказывать, барышня, – вздохнул бурмистр, и вздох этот получился настолько тяжким, что мне даже стало жалко этого огромного мужика, и я решила немного помочь ему.

– Хорошо, давай вспоминать все по порядку. Начнем с того момента, когда вы прибыли из Саратова в усадьбу, – подтолкнула я.

– Ну да, прибыли, – кивнул Остап. – Только бунта нет, как не было. Уж как на меня барин тогда осерчал, аж вспоминать страшно. Ты, говорит, зачем, дурак, меня взбудоражил. Я жениться собрался, а тут ты со своими выдумками. Я же не знал, что наши мужики-то умнее окажутся и не пойдут на поводу зачинщиков этой смуты. Ну, вот, – продолжал он, силясь припомнить все подробности событий двухнедельной давности. – Правда, опосля барин смилостивился и перестал на меня гневаться, вместо этого занялся хозяйскими делами.