Тетина гостиная тоже сохраняет неизменный вид. Ковер с бессмысленными узорами, в основном оливково-желтыми, крайне мучителен для глаз. Хозяйка признает его «неудовлетворительность», но выбросить отказывается из соображений экономии. Обои – очень прихотливые обои! – испещрены столь же бессмысленными розочками и виноградными лозами; полагаю, они были в моде примерно тогда, когда прискорбно бездарный деятель по имени Уильям Моррис только создавал свои странные теории «Красоты домашнего очага». Кресла со стульями или «одеты» в совершенно неподходящие ситцевые чехлы местного изготовления – еще бы, ведь бедной мисс Как-Ее-Там из Ллвувлла очень нужна работа! – или просто сверкают голой обивкой из (надо же было додуматься) красного плюша. Из грязного потертого красного плюша! Всякий раз, входя в комнату, вздрагиваешь…

Над беломраморным камином – вычурно позолоченное окно, а прямо напротив него расставлены умопомрачительные вещицы из дрезденского фарфора: пастухи и пастушки, все, изволите ли видеть, в стеклянных футлярчиках! Посредине меж ними почему-то торчат абсолютно неуместные дорожные часы – тоже в футляре, но из облезлой кожи. Почетное центральное место им досталось, несомненно, за многолетний точный ход. Можно подумать, в Бринмауре он кому-то нужен, время тут все равно стоит на месте. Как-то раз я осмелился указать на это символичное противоречие тете, но она истолковала мои слова предельно буквально:

– Вовсе оно не стоит, дорогой мой. Время здесь идет так же исправно, как во всем остальном мире. К примеру, кухарка проявляет похвальную пунктуальность в приготовлении обедов и ланчей. А вот ты к ним всегда опаздываешь… – Тут она пустилась в ненужные рассуждения о моей горячей любви к пище вообще и горячей пище в частности, в общем, как всегда, – придирки и упреки, упреки и придирки, и только в мой адрес!

Ладно, придется сделать перерыв. Сегодня днем нам предстоит отправиться пить чай и играть в бридж с доктором Спенсером и его женой-пустышкой. Они живут в полутора километрах с другой стороны от Ллвувлла, и я отнюдь не предвкушаю веселой поездки. Даже собираюсь попытать счастья и попросить тетю отложить визит.

Разумеется, попытка оказалась пустой тратой времени. Давно пора привыкнуть, что любые, даже самые разумные предложения тут же отвергаются, если исходят от меня.

– Но, дорогой мой, мы же дали Спенсерам слово. – Тетя опустила свое вязание и уставилась на меня с неподдельным, казалось, изумлением. – Нельзя же на ровном месте подводить людей.

– О боже, тетя Милдред, вы настоящая мученица своих нравственных принципов. Уверен, что Спенсерам на самом деле вовсе не хочется нас видеть. Как мне представляется, никому не захочется видеть решительно никого в столь типичную валлийскую погоду. – Красноречивым взмахом руки я указал на ад за окном, по-моему, избрав самый верный способ досадить тетке. Она ведь считает себя обязанной рабски славить все и вся, относящееся к Уэльсу, даже его отвратительный климат.

– Ты что же, боишься промокнуть?

– В том, чтобы мокнуть, нет никакой доблести, тетя Милдред, и я не вижу резона заниматься этим нарочно. Надеюсь, даже вам не придет в голову предлагать в такой денек идти пешком. Нет, я боюсь другого, боюсь, что будет уныло и скучно. Приходится, знаете ли, время от времени принимать всякие приглашения, когда под рукой нет уважительной причины для отказа, но это нисколько не мешает приглашенным постараться позже выпутаться из положения.

– И как же ты предлагаешь выпутаться?

– Да просто позвонить и отговориться чем-нибудь.