– Профессор, – сказал Ломбарди. Он очень медленно наклонился вперед. В его пальцах блеснули очки. – Вы хорошо знали моего сына. Как по-вашему, что с ним случилось?

– Я знаю только то, что сказали мне в полиции, – ответил Кинтайр.

Мария перекрестилась., и он не стал следить за ее движущимися губами: этот разговор его не касался.

– Моего сына убили, – сказал непонимающим голосом Ломбарди. – Почему его убили?

– Не знаю, – ответил Кинтайр. – Полиция установит.

Коринна встала и остановилась перед мужчинами. Она сделала один длинный шаг, особенно длинный из-за ее гнева. Оперлась руками о бедра и холодно сказала:

– Доктор Кинтайр, вы не наивны. Вы должны знать, что убийство – одно из самых безопасных преступлений. Какова вероятность, что полиция его раскроет, если полицейские говорят, что у них нет даже мотива?

Кинтайр не смог не ощетиниться немного. Она устала, у нее горе, но он ничего не сделал, чтобы заслужить такой тон. И он сказал:

– Если вы считаете, что-то знаете, мисс Ломбарди, вам следует обратиться к властям, а не ко мне.

– Я обратилась, – хрипло ответила она. – Они были очень вежливы с женщиной-истеричкой. Сказали, что обязательно проверят. А когда увидят, что у него есть алиби – а у него оно будет, – больше ничего делать не станут.

Мария встала.

– Коринна! – воскликнула она. – Basta, figliolassia![9]

Девушка высвободилась из рук матери.

– О, да, – сказала она. – Так было и в полиции. Со всеми. Не трогайте бедного калеку. Разве он недостаточно пострадал? Неужели не видите, что именно на это он и рассчитывает? Поэтому он и убил Брюса!

Открылась внутренняя дверь, и в комнату вошел мужчина. Лет тридцати, с сильным телом, которое чуть покрылось жиром. Приятная, хоть и мрачноватая внешность, темные вьющиеся волосы, беспокойные карие глаза, курносый нос и чуть обвислый подбородок. Черные обтягивающие брюки и белая рубашка, раскрытая на груди; в одной руке гитара в чехле.

– О, – сказал он. – Мне показалось, что кто-то пришел. Здравствуйте, доктор.

– Здравствуйте, Гвидо, – ответил Кинтайр, не вставая. Лично у него нет ничего против старшего брата Брюса, который вполне прилично себя вел во время их нескольких встреч. Однако… «Тот, кто не избирает дорогу добра, избирает дорогу зла», говорится в «Рассуждениях» Макиавелли, и Гвидо висел грузом не на одной шее.

– Не будь занудой, малышка, – обратился он к сестре. – Я слышу твое оперное выступление за милю против ветра.

Коринна, дрожа, повернулась к нему и сказала:

– Мог бы дать ему остыть, прежде чем снова петь в клубе свои грязные песни.

– Моя девочка, ты говоришь, как настоящий бакалавр; Брюс подтвердил бы это, если бы мог. – Гвидо улыбнулся, одной рукой достал сигарету и сунул ее в рот. – Весь уикэнд меня не было в городе, именно тогда, когда коты сходят с ума. И если я сегодня не появлюсь, меня просто сожгут, и что хорошего это даст Брюсу?

Он все так же одной рукой достал коробок спичек, открыл, взял одну и искусно зажег.

Коринна перевела взгляд с одного лицо на другое, и в нем появилось трагическое выражение.

– Всем все равно, – прошептала она.

Она села. Ломбарди с несчастным видом свел пальцы; Мария сжалась в углу кресла, Гвидо прислонился к косяку двери и выдул облако дыма.

Кинтайр как-то неопределенно подумал, что ему нужно утешить девушку. Он сказал:

– Пожалуйста, мисс Ломбарди. Нам, конечно, не все равно. Но что мы можем сделать? Мы лишь помешаем полиции.

– Знаю, знаю. – Произнося это сквозь стиснутые зубы, она смотрела в пол. – Пусть кто-нибудь другой это сделает. Разве не таков девиз нашей цивилизации? Но когда-нибудь никого другого рядом не окажется, а мы станем слишком вялыми, чтобы помочь себе.