Покашляв, он начал выводить узоры на промокашке.

– Послушайте, Фейт, ведь Клэй должен чем-то заниматься! Если он будет работать у меня, то сможет жить дома. Разве вам этого не хочется?

Ее глаза наполнились слезами.

– Только не в такой обстановке! Он терпеть не может этот дом. С отцом они не ладят, а сводные братья приводят его в ужас. Те не способны понять, что существуют более чувствительные натуры, чем они сами. Всю жизнь я страдала от их грубости и не допущу, чтобы Клэя принесли в жертву.

Разговор перешел на возвышенные материи, в которых Клифф, человек вполне земной, разбирался слабо. Он примирительно произнес:

– Хорошо, пусть попробует, а если ему не понравится, найдем ему другое занятие.

– Плохо же ты знаешь Адама, если думаешь, что он его отпустит! – воскликнула Фейт.

– Ну, всякое может случиться. Не нужно заранее расстраиваться…

– Ты хочешь сказать, что Адам может умереть? Нет, не надейся. Он еще до ста лет проживет и все это время станет нас мучить! Его дед умер, когда ему было за восемьдесят, а болезней у него было побольше, чем у Адама.

– Ну полно вам, Фейт, – промолвил Клиф, шокированный подобной откровенностью.

Она ударилась в слезы.

– О, я понимаю, что не должна так говорить, но знал бы ты, что́ мне приходится терпеть! Я просто дошла до точки, Клиф! Я и дальше готова терпеть, если Клэй останется в Лондоне, подальше от отца. Но если его загонят в глушь и заставят заниматься ненавистным делом, я за себя не ручаюсь!

Клиффорд смутился и стал прикидывать, насколько хорошо их слышат клерки в приемной. Казалось, звуки рыдания Фейт с легкостью проникают сквозь стены. Он сочувственно забормотал что-то, и Фейт стала успокаиваться.

– Забрать его из университета без всякой видимой причины! – всхлипывала она, прикладывая платок к покрасневшим глазам. – Несправедливо!

– Да, возможно, это ошибка, – кивнул Клиффорд, пытаясь утешить ее. – Я попытаюсь уговорить дядю Адама, чтобы он дал Клэю доучиться. Вероятно, он и передумает.

– Никогда, – с несчастным видом, но уже значительно тише произнесла Фейт. – Да он и слушать тебя не станет.

Клиффорд и сам это знал, но предпочел промолчать. Взглянув на часы, он притворно удивился такому позднему часу и со свойственной ему добротой предложил Фейт остаться и пообедать у него дома.

– Розамунда никогда не простит мне, если вы уедете, не повидавшись с ней, – покривил душой Клиф. – И вы уже сто лет не видели наших девочек! Продолжим наш разговор после обеда. Жаль, что в Тревеллине нет телефона, но, надеюсь, там не будут волноваться, если вы не вернетесь к обеду?

– Никто в Тревеллине даже не заметит, если я вообще там не появлюсь, – трагически заявила Фейт, доставая из сумочки пудреницу. – Мне бы не хотелось утруждать Розамунду, но вырваться из Тревеллина хоть ненадолго – это праздник.

– Вот и отлично! – обрадовался Клиффорд, неловко потрепав ее по плечу. – Все не так уж плохо, Фейт. Мне надо здесь кое-что закончить, а вы идите к нам и поболтайте пока с Розамундой. Я присоединюсь к вам буквально через несколько минут. Может, что-нибудь придумаю.

Фейт не любила Розамунду, считая ее холодной и черствой гордячкой, однако сейчас готова была делиться своим горем с кем угодно. Выйдя на улицу, она села в кабриолет и велела водителю ехать в Лорел. Младший садовник явно обрадовался, и через мгновение они уже катили по дороге.

Лорел, аккуратный особнячок в георгианском стиле, располагался на окраине города, и Клиффорд успел предупредить жену об ожидающем ее испытании. Розамунда, считавшая Фейт наименьшим злом в семействе Пенхаллоу, восприняла известие со свойственным ей хладнокровием и, отдав необходимые распоряжения прислуге, стала ждать родственницу.