Рабен встал у забора, просунул пальцы в проволочную сетку и дождался, когда она остановится около него. Один из охранников заметил это, заорал, чтобы Рабен отошел от забора. Тофт улыбнулась, сказала охране, что все в порядке. У Рабена упало сердце. Обычно такая любезность сопровождала плохие новости.

– Как вы думаете, что они решили? – спросил он, когда охранник удалился.

– Я не могу говорить с вами об этом. Вам следует спросить у своего адвоката.

– Адвокат придет только на следующей неделе.

Она пожала плечами:

– Придется подождать.

И Тофт снова направилась к машинам.

– Я же не для себя! – вскричал он, двигаясь за ней вдоль забора. – Моя жена очень волнуется. Она ждет моего звонка. Я не знаю, что ей сказать.

– Скажите правду: вам еще не сообщили.

– Я смогу найти работу через клуб ветеранов-афганцев. Мне помогут с жильем.

– Жаль, что вы не сказали мне об этом чуть раньше.

– Если новости плохие, ради бога, скажите сразу.

Тофт остановилась. Рабен изо всех сил старался сдержать свою вспыльчивость.

Эта женщина наслаждалась властью над заключенными и с удовольствием демонстрировала ее им.

– Медицинская комиссия дала положительное заключение. Но это только начало. Окончательное решение будет принимать служба пробации и Управление тюрем.

– А если они скажут нет?

– Тогда вы подождете шесть месяцев и попробуете снова…

Рабен пытался пробить ледяную синеву ее глаз, хотел достучаться до живого человека, до сердца.

– Через шесть месяцев у меня не будет жены и сына. Они уйдут от меня.

– Учитесь терпению, Рабен.

– Я здесь уже два года. Я в норме. Вы сами так говорили.

Тофт улыбнулась и пошла прочь.

Охранник снова закричал на Рабена, приказывая вернуться в мастерскую.

– Я в норме! – крикнул Рабен через забор вслед женщине, шагающей к больничной парковке.

– Рабен! – Охранник не злился. – К вам посетитель. Вернитесь внутрь.

Он сунул руки в карманы, пошел к двери.

– Моя жена?

– Нет. Говорит, что ваш армейский товарищ. Мюг Поульсен. Вы хотите его видеть или нет?

Рабен смотрел, как Тофт садится в свою яркую спортивную машину и выезжает за ворота.

Аллан Мюг Поульсен. Тощий, невысокий, храбрый человек. Рабен не мог вспомнить, что произошло в том пыльном холодном доме в Гильменде[2]. В памяти остались только разрывы снарядов, крики, стоны умирающих, запах крови.

Но Мюг был там. Он тоже один из покалеченных, но выживших.

– Я встречусь с ним, – сказал он.

Материалы дела Лунд прочитала, сидя в управлении, а потом, ближе к вечеру, Странге отвез ее в дом погибшей женщины. Анна Драгсхольм жила в уединенном коттедже на тупиковой улочке в десяти минутах от Минделундена, если ехать на машине.

Лунд обходила дом, держа в руках пачку документов и сверяясь с ними.

– Значит, муж говорит, что приехал домой, увидел повсюду кровь… а потом испугался и уехал?

В доме, отрезанном от внешнего мира заградительной полицейской лентой, было холодно, повсюду виднелись знакомые отметки, оставленные командой криминалистов. Прошло два года с тех пор, как она в последний раз видела место убийства. А кажется, только вчера.

– Я рад, что вы передумали, – сказал Странге. – Честно, рад. Вы же у нас теперь что-то вроде… – Он не сразу подобрал нужное слово. – Вроде легенды.

Он был застенчив, чуть ли не робок, как ребенок. Совсем не похож на Яна Майера.

– Вот как теперь это называется? – Она поддерживала разговор, желая разобраться в его характере.

– Просто я старался быть вежливым.

– Не стоит беспокоиться. И кстати – я не передумала. Я с самого начала собиралась приехать. Нам не нужно дождаться Брикса?

– Он задерживается и просил, чтобы я сам показал вам все.