Конечно, Гильермо совсем не говорил по-русски, и в первые минуты я испытала нечто вроде языкового барьера, ибо до сих пор мне здесь не приходилось обсуждать на французском ничего серьезнее стоимости проезда в автобусе или качества колбасы. А Гильермо болтал без умолку, заваливая меня идиомами и непереводимыми оборотами с той самой минуты, как я появилась на бульваре.

Так или иначе, я вела себя отчужденно и враждебно. Это, должно быть, сильно удивляло Гильермо, ибо он был абсолютно уверен, что я нахожусь тут по собственной воле и, так сказать, с полным энтузиазмом. На деле же я была взвинчена до предела, проклинала Андре и свою собственную мягкотелость, не позволяющую позвонить матери, рассказать ей всю историю, а затем сесть в самолет до Москвы. О, как бы все упростилось, если бы между мною и Андре образовалась пропасть в две тысячи четыреста восемьдесят семь километров! Плюс километров двадцать-тридцать от аэропорта до Бибирева – спасительной гавани свихнувшейся девицы.

Конец ознакомительного фрагмента.