Однако это было позднее, о чем я расскажу ниже. Чуме (которая разразилась в приходе Сент-Джайлс) потребовалось так много времени, чтобы добраться до нас, что люди говорили, будто она вообще не придет; и, возможно, мы были обязаны своими жизнями предусмотрительности моего отца. Ибо мой отец, как и другие, менее удачливые люди, обращал внимание на Божьи знаки и предзнаменования. Когда появилась большая комета и тускло и вяло засияла в небе, он пошел к сэру Ричарду – то бишь к дедушке Вашей светлости – и рассказал ему об этом. (Это было в апреле месяце.)

Тогда личным кабинетом сэра Ричарда, отделенным от его конторы и складов, был вышеупомянутый каменный дом. Здесь сэр принимал знатных людей, которые приходили к нему за покупками: внутри, у камина, в прохладную погоду и снаружи под деревьями – в хорошую. Сэр Ричард являл собой внушительную фигуру в своем огромном парике и строгой меховой мантии, с золотой цепью на шее, но его не оскорбил совет моего отца.

Мой отец посоветовал ему прибегнуть к мерам предосторожности, которые, как он слышал, были приняты голландской семьей на Олдерсгейт-стрит, а именно: в доме следует запастись хорошей провизией и запереться в нем, чтобы никто не мог ни зайти, ни выйти, пока бедствие не утихнет. Сэр Ричард выслушал его, ущипнул себя за подбородок и погрузился в глубокое раздумье. Ибо у него была любимая жена, которой вскоре предстояло родить, а также любимая дочь Маргарет и сын Оуэн, родной отец Вашей светлости. Затем он сказал: да, план разумный, и, если чума не ослабнет в течение двух недель, так и будет сделано. Потому что они не осмеливались покинуть город из-за его жены.

Вашей светлости хорошо известно, что поветрие не утихало; более того, с наступлением теплой погоды и появлением мух оно усилилось (хотя все птицы улетели из города). Чума устремилась на север, к Холборну, вниз по Стрэнду и Флит-стрит и обрушилась на нас, и повсюду были люди, обезумевшие от страха, бегущие из пострадавшего города со своим скарбом, сложенным в телеги и фургончики. Они ломились в ворота особняка милорда мэра, выпрашивая пропуски и справки о состоянии здоровья, без которых ни один другой город не позволил бы им въехать и ни одна гостиница не позволила бы им там пребывать. Некоторых чума одолевала медленно – сначала были боли и рвота, затем набухающие язвы, и это продолжалось неделю, прежде чем люди умирали в конвульсиях; других чума поражала в жизненно важные органы, и человек просто падал замертво на улице.

Сэр Ричард приказал запереть дом, уволив почти всех своих слуг и оставив только самых необходимых. Он хотел, чтобы его сын и дочь уехали и присоединились ко двору (который бежал в Хэмптон), но они этого не сделали. Поэтому никому не разрешалось выходить наружу, то есть за пределы нашей ограды. За исключением моего отца, который, хотя я был против, мужественно предложил доставлять куда нужно любые послания, сделанные по воле сэра Ричарда. Но на самом деле он считал бы себя счастливчиком, если бы не одно обстоятельство: его сводный брат Льюис Плейдж.

Теперь, по правде говоря, мне становится дурно, когда я пишу об этом человеке, который разбил мои мечты. Я видел его всего два или три раза. Однажды он смело пришел в дом, требуя встречи с управляющим – своим братом, – но слуги узнали, кто он такой, и убежали от него. Он поймал мою младшую сестру, и, когда мой отец наткнулся на него, Льюис ужасно выкручивал ей руку, смеялся и рассказывал ей, как вчера в Тайберне зарезали человека. (Ваша светлость, должно быть, знает: он был помощником палача, что было ужасом и позором для моего отца и что он старался скрыть от сэра Ричарда.) У него не хватало смелости или умения выполнять обязанности палача, однако он мог находиться рядом и…