Насколько нам известно, это заявление было подтверждено, хотя и в более осторожных выражениях, доктором Эдуаром Эбером, полицейским хирургом департамента Буш-дю-Рон. Нам также сообщили, будто выводы доктора Эбера настолько поразили его самого, что он намерен отправиться в Париж для консультации с экспертами из Сюрте.
Установлено, что погибший – Гилберт Драммонд, адвокат из Лондона. Воспользовавшись сведениями, содержащимися в его паспорте, о печальном происшествии уведомили брата Драммонда, проживающего в Лондоне. Драммонд, приехавший в Марсель из Парижа, в течение трех дней жил в Гранд-отеле.
Нас известили, что полиция располагает ценной уликой.
– Единороги… – начал я и прокашлялся, стараясь подавить тревожные чувства. – Послушай, Эвелин, единорог – сказочное животное, но его фантастичность не идет ни в какое сравнение со всем этим. Имел ли бедняга Драммонд какое-либо отношение к нашей службе?
– Нет. Насколько мне известно, нет.
– А что Фламан?
– Вчера вечером Фламан отправил в редакцию газеты «Ле Журналь» письмо, которое появилось на первой полосе сегодня утром. Все утренние газеты перепечатали его, а вечерние сообщили о реакции на него Гаске. Обрати на это внимание! Письмо Фламана имеет марсельский штемпель и было отправлено вчера, в пять часов пополудни. Я могу повторить его слово в слово. Вот что там говорилось: «Я интересуюсь необычными животными. Завтра, дорогие друзья, я окажусь среди пассажиров авиалайнера, следующего из Марселя в Париж, прежде чем он достигнет пункта назначения. Фламан».
– А что насчет сыщика?
Эвелин улыбнулась:
– Он тоже не чужд театральности. Его ответ занял всего лишь строчку. Что-то вроде приписки карандашом на доске объявлений: «Итак, дорогие друзья, я тоже буду там. Гаске».
Я улыбнулся в ответ, и мы оба почувствовали себя лучше.
– Письмо Гаске отправлено из Марселя?
– Не знаю. Об этом умалчивают. Газетчики подыгрывают Гаске и держат все в тайне. Но, несомненно, так оно и было. Спичка, поднесенная к запалу, сделала свое дело. Теперь температура горения достигла двух тысяч градусов и огонь грозит расплавить любой металл. Именно Фламан первым догадался использовать микрофон, чтобы прослушивать замок сейфа. Именно Фламан украл изумруды де Рюйтера в Антверпене. И именно он тайно их вывез, несмотря на полицейские облавы по всей стране. Спрятал в шерсти огромного ньюфаундленда, сопровождавшего короля Бельгии, как выяснилось позднее.
Мне ничего не оставалось, как заглянуть в записи Эвелин. Вырисовывалась противоречивая фигура, сочетавшая в себе, с одной стороны, дерзкого храбреца, тяготевшего к дьявольским выходкам напоказ, а с другой – упорного, скользкого и жестокого, как сатана, преступника. Например, пока комиссар полиции распекал за глупость коллег, не сумевших поймать Фламана, некий «рабочий» вошел в полицейский участок – якобы для того, чтобы забрать в ремонт кое-какую мебель, – а вышел оттуда с любимым креслом комиссара под взглядами дюжины полицейских. Точно таким же манером Фламан похитил часы из зала суда, где комиссар давал показания во время судебного разбирательства. Тем не менее Фламан едва не прикончил охранника в Монте-Карло, когда тот застал его врасплох.
Чем больше я читал, тем больше приходил в бешенство. У меня были все основания полагать, что мой паспорт в тот вечер украл именно Фламан. Этот Гаске, наверное, достойный противник. Но хотел бы я посмотреть на дуэль между Фламаном и сэром Генри Мерривейлом. Фламаном нельзя было не восхищаться, но теперь у меня имелся к нему свой личный счет, и я отдал бы правую руку, чтобы поквитаться.