– У-у-х! – взревел я, некогда благопристойный мистер Блейк. Мой голос напомнил совиное уханье. – Suivez-moi[7], вы, мерзавцы! La barbe! Vive le crime! A bas la police![8]

Ответный рев полицейских свидетельствовал, что я достиг цели. Они рискнули и наудачу спрыгнули с обрыва. Одному из них не повезло, но другой обнаружил, что спуститься не составляет особого труда, и съехал вниз, точно сметающий все на пути оползень. Прислонив фонарь к стволу дерева, я повернул его навстречу преследователям, как будто замер в страхе. Затем как можно тише вернулся назад и попытался перекрыть шум дождя, прокричав голосом, напоминающим урчание чревовещателя, французскую фразу:

– Halte la ou je tire![9]

Эти ребята оказались не робкого десятка. Им было все равно, выполню ли я свою угрозу открыть огонь. Они понеслись прямо на свет фонаря, и я понадеялся, что они стреляют достаточно метко и попадут в фонарь, прежде чем обнаружат, что я не стою за ним. Один из них все-таки выстрелил, и пуля срезала ветку. Но к тому времени я уже карабкался вверх по склону, как обезьяна. Лежавший рядом с бревном человек зашевелился, когда я чуть не споткнулся о него, и поднялся на колени. Но он все еще был слишком слаб, чтобы стать мне помехой.

Эвелин не уехала. Она сидела за рулем нашего двухместного автомобиля, его двигатель работал на холостых оборотах. Она была почти такой же грязной, как и ее коллега-разведчик. Я плюхнулся рядом с ней и захлопнул дверцу. Пока я с трудом переводил дыхание после погони, она проехала мимо красной машины, быстро переключила передачу, и мы с ревом рванули вперед.

Да, все было как в старые добрые времена, за исключением того, что я был сильно не в форме. Я попыталась заговорить между судорожными вдохами, но тут же схватился за левый бок.

– Почему ты не уехала, дорогая? Почему ты не…

– Почему не уехала? Мне это нравится! А кроме того, как бы ты меня догнал? Не мог же ты этого сделать на красном «вуазене». Не смеши меня.

– Почему бы и нет?

– Вообще говоря, у того черта, которого ты уложил, имелся пистолет. Поэтому я позаимствовала пушку и прострелила все шины. Ты же не хочешь, чтобы они погнались за нами, не так ли? А теперь они не могут этого сделать. Пистолет лежит на сиденье позади тебя

– Ты прострелила… Ой!

– Почему ты ойкнул? Я знаю, мы допустили ошибку, и, очевидно, ты вырубил агента полиции или кого-то в этом роде. Но мы не причинили ему никакого вреда, и нас никогда не смогут поймать. – Ее голос зазвучал громче, и в нем послышалась насмешка. – Кен, это было великолепно! То, как ты бежал через те кусты с криком «Vive le crime!» и… Знаешь, чтó они, вероятно, подумали? Они, скорей всего, решили, будто ты Фламан.

Что ж, это была забавная мысль. Я обернулся, чтобы посмотреть на Эвелин за рулем. Она промокла меньше меня, поскольку на ней все еще был дождевик, а в остальном выглядела не лучше. Грязной рукой она отвела мокрые волосы с глаз, блестевших от удовольствия, и покачала головой, как будто в голове ее звучала приятная мелодия. Но я должен был выложить ей проклятую правду.

– Послушай, – произнес я и приготовился к решительному объяснению. – Должен кое-что тебе сказать. Это гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Речь идет о… ну… ты ведь знаешь, как выглядят наши служебные удостоверения? Так вот… э-э-э…

Признание уже готово было сорваться у меня с языка. Но пока я мямлил, Эвелин торжествующе указала на меня пальцем:

– Я знаю, чтó ты собираешься сказать, старина. Можешь поблагодарить меня за то, что я спасла твою задницу. Ты хочешь сказать, что во время драки с тем типом удостоверение выпало у тебя из кармана и ты решил, будто оно потерялось? Что ж, дорогой, этого не произошло. Оно валялось рядом со здоровяком. Я это разглядела, когда ты направил на него свой фонарь, и подобрала, как только ты ушел. Вот оно, – торжествующим тоном объявила Эвелин, доставая авторучку подлинного агента с серым прямоугольником, все еще намотанным на нее, – снова здесь.