– Да. А теперь самое время отправиться на место преступления, – заявил Ван-Ин. – Нам незачем терять время понапрасну и ждать новостей от бригады саперов.

Он быстро допил кофе, подошел к вешалке и снял с крючка свою зимнюю куртку.

– Пойдем, – нетерпеливо бросил Ван-Ин.

Когда они спускались по лестнице, Версавел решил немного поддразнить босса.

– Как поживает наша дорогая красотка Ханнелоре? – невинным тоном спросил он. – Надеюсь, у нее все в порядке?

Ван-Ин смерил Версавела испепеляющим взглядом.

– Или, может быть, ты провел всю ночь со своей старой тетушкой, приехавшей из Устенда? – не отставал Версавел.

Ван-Ин остановился и предостерегающе поднял палец.

– Кто бы говорил! А ты в этот четверг отправляешься на «Чиппендейлов», чтобы насладиться их эротическими танцами, – насмешливо улыбаясь, ядовито проговорил комиссар. – Одна маленькая птичка рассказала мне, что ты спрятал билет во внутреннем кармане куртки. Так что на твоем месте я бы не стал заниматься морализаторством.

– Прости, комиссар. Если бы я знал, что ты тоже хочешь пойти на «Чиппендейлов», то обязательно взял бы второй билет.

– Ну ладно, пойдем, – примирительно улыбнулся Ван-Ин.

– Как скажешь, комиссар, – с легкой насмешкой в голосе согласился Версавел.

Навстречу им шли два младших офицера. Они сделали вид, что не слышали разговор Версавела и Ван-Ина.

– Это и есть тот самый Ван-Ин, о котором все говорят? – спросил один из них, тот, что помоложе, как только комиссар с Версавелом исчезли из виду.

– Думаю, это он, – прошептал второй офицер.

– А правда то, что о нем говорят? Что он немного того… – Молодой человек выразительно покрутил пальцем у виска.

– Не знаю, – робко проговорил второй офицер. – Я тоже об этом слышал.

– А Версавел? – Он сделал характерный жест рукой, намекающий на нетрадиционную ориентацию сержанта.

– Сто процентов! – убежденно проговорил второй младший офицер и энергично кивнул в подтверждение своих слов.

Некогда величественный памятник Гвидо Гезелле теперь пребывал в плачевном состоянии. Большой кусок бронзы, отколовшийся от него, упал на припаркованную неподалеку «мазду», придав японской машине вид сплющенной консервной банки. Должно быть, ее владелец пожалел, что припарковал машину не в том месте и не в то время. Что касается, самой «мазды», то она явно испытала культурный шок.

– Бедный Гвидо!

– Прости? – удивленно уставился на комиссара Версавел.

– Я имел в виду не тебя, Версавел. Посмотри на этого бедного искореженного классика. От нашего величайшего поэта остались одни рожки да ножки.

– Не нужно говорить о нем в таком тоне, он этого не заслуживает, – возмутился Версавел. – Перестань бунтовать против всего и вся. Это напрасная потеря времени и сил. Поэзия Гвидо бессмертна.

– Быть может, это и так, сержант, – неуверенно согласился Ван-Ин. – Но его стихи, на мой взгляд, немного дилетантские.

– А я все равно очень уважаю Гезелле. И всегда буду уважать, – обиженно заявил Версавел. – Я люблю его стихи всем сердцем.

– Охотно верю.

– Ни один из современных поэтов даже мизинца его не стоит, – с жаром заявил Версавел и глубоко вдохнул холодный зимний воздух. Насмешливые замечания Ван-Ина о его любимом поэте явно возмутили Гвидо.

с чувством процитировал Версавел.

Как ни странно, стихи Гезелле в исполнении Версавела тронули Ван-Ина. Быть может, эти простые, незамысловатые строки как нельзя лучше подходили к сегодняшнему настроению комиссара. А может быть, дело было в певучем мягком баритоне Гвидо.