Терапевт подняла указательный палец правой руки кверху, по-видимому, представляя себя маститым учёным, наставляющим на путь истинный своих студентов-неучей. Затем, спохватившись, вернулась к теме питья:

– Так вы говорите, не пьёте?

– Нет.

– А раньше, раньше – пили? – Не унывала в поисках первопричин тяжкого заболевания многомудрая дева.

– Раньше? Да, раньше выпивал хорошенько. Но это было уже давненько. Года три уж как завязал с этим делом. Сейчас только по особым случаям.

– Вот! – Торжествующе произнесла врачеватель. – Злоупотребление спиртным также может приводить к возникновению новообразований и необратимым последствиям.

Затем, словно вспомнив, что перед ней сидит приговорённый, а не её экзаменатор или научный оппонент, Мария Александровна осеклась и перешла от теории к практике:

– Судя по метастазированию зловредных клеток в близлежащие к очагу, то есть к почке, лимфоузлы, у вас онкология в третьей стадии. Вы сами понимаете… Прогноз неблагоприятный.

– Ну да, ну да… – Уже окончательно добитый, закачал головой Мартынов. – Вы мне скажите, Мария, сколько мне жить осталось?

– Михаил Юрьевич, вы относительно молодой по медицинским меркам человек. Процессы распространения новообразований в молодом организме развиваются в десятки раз быстрее, чем, например, у 70—80 летних стариков, поэтому предсказать невозможно. Может, три месяца, может полгода. – Со скорбным видом сказала целительница людских недугов с высшим профильным образованием.

Михаил Юрьевич медленно поднялся со стула и направился к выходу из кабинета терапевта.

– Вам нужно съездить в наш областной онкоцентр. Там вас более подробно проконсультируют, направят на анализы, назначат лечение. – Втыкая тупые ножи утешения в спину Михаила Юрьевича, крикнула врачиха, когда он был уже на пороге её кабинета.

Подобно зомби он подвигался к выходу из поликлиники. Домой решил не идти.

– Подождут, – подумал он, – если что, скажу, мол, очереди огромные, пока записался, пока прошёл исследования. Пойду к милой моей Настасьюшке. Тем более, что живёт в двух кварталах отсюда. Одна она меня понимает, примет и утешит.

Он вспоминал свою пышногрудую статную любовницу…

Её роскошные рыжие волосы и зелёные глаза он представлял каждый раз, мямля во рту дряблые сосцы своей жены, Елены, и готовясь, скрепя сердце, проникнуть в казавшуюся необъятной от обильной смазки и неимоверно расширившуюся после двух родов вагину.

А при воспоминании об аккуратно стриженном лобке Настасьи, покрытом короткими мягкими ворсинками тёмно-каштанового цвета, плавно переходящем внизу в два холмика, разделённых обещающей неземные наслаждения тёмной полоской, Михаил Юрьевич бежал отпрашиваться к начальству, созванивался с Настей и отчаливал с опостылевшей уже давно работы в направлении к дому своей зазнобы.

Но сейчас ему было не до манящих складок, находящихся чуть ниже живота его любовницы. Он пытался воскресить в памяти, как прожил свою жизнь, задаваясь вопросом о том, что останется после него, кроме кучек помёта, раскиданных по городам и весям необъятной страны, да двух сыновей-оболтусов, которые породят себе подобных, которые тоже породят себе подобных, и так далее – до тех пор, пока океаны не накроют сушу.

Позвонив в дверь и, не дождавшись её открытия в течение двух минут, Михаил Юрьевич вспомнил, что, вопреки сложившейся маленькой традиции, не позвонил Насте загодя.

– Странно – она, вроде, не работает. Может, ушла куда? – Маникюр, педикюр, причёска, какую они там ещё красоту себе наводят? – Подумал он.

Набрав Настин номер и услышав гудки, он с удивлением услышал знакомый звонок за дверью её квартиры.