– Послушайте, – заговорил Пеллача. – А почему убийцей не может быть какой-нибудь ревнивый бывший любовник? Вы уверены, что мы знаем все про отношения Дарего с Кеннеди? Она все честно рассказывала?

– Не говори ерунды, – пробормотала Хенли себе под нос.

– Или, может, Кеннеди досадил кому-то не тому, – продолжал Пеллача. – Он ведь сидел и за наркотики.

– Долг перед дилером? – спросил Рамоутер. – Последний раз его судили за это, когда ему было двадцать два года. Четырнадцать лет назад. Несколько поздновато, чтобы осознать, что Кеннеди продал кому-то восьмую вместо унции[27].

– Я сейчас просто выступаю в роли адвоката дьявола, – пояснил Пеллача. – Из того, что мы уже знаем про Дэниела Кеннеди, единственный человек, который пел ему дифирамбы, это его брат.

– Простите, шеф, – сказал Рамоутер, расправляя плечи. – По срокам никак не получается связать это дело с наркотиками.

– Я согласна с Рамоутером, – высказалась Хенли. – И я также не думаю, что была утечка информация.

Она понимала, что Пеллача хотел обсудить все аспекты дела, посмотреть на него под всеми возможными углами, но не могла игнорировать свою интуицию, которая подсказывала: они просто тратят время.

– Большинство людей, преднамеренно допускающих утечку информации, идут на это либо искренне полагая, что делают доброе дело, либо потому, что им платят. А этот парень, если это парень, хочет, чтобы его заметили. Хочет выделиться из толпы, – высказал свое мнение Рамоутер. – А вырезание отметок на теле… Что он там вырезает? Полумесяц и двойной крест?

Пеллача кивнул.

– Благодаря этим двум символам он точно выделится.

– Толковый парнишка. У него появляются интересные идеи, – заметил Пеллача, закрывая дверь в свой кабинет.

– Он задает правильные вопросы, – ответила Хенли. – Но еще рано делать окончательные выводы.

– Уже прошло два дня. А если быть абсолютно точными… – Пеллача посмотрел на часы. – Два дня, восемь часов и сорок две минуты с тех пор, как ты стала старшим следователем по этому делу.

Хенли опустилась на стул.

– Ты позвал меня сюда, чтобы проверить, как я справляюсь?

– Не надо так говорить. Во-первых, я выполняю свою работу, во-вторых, как ты думаешь, где бы я сам предпочел находиться? Работать «на земле» или сидеть здесь, в кабинете? Я слышал, что ты буркнула себе под нос. Сказала, что я говорю ерунду.

Хенли попыталась не обращать внимания на боль в голосе Пеллачи и не ответила. Она невольно вспомнила разговоры, которые они вели ночами в постели. Тогда Пеллача рассказывал ей о своих амбициях. Теперь у него было лицо человека, который дотянулся до самого большого апельсина на дереве, но фрукт оказался горьким.

– Что с ней? – спросил Пеллача.

– С кем?

– С девушкой. Узомамакой Дарего. Зоуи.

Хенли подумала, не соврать ли ему. Подать ему все под соусом «я просто хочу хорошо выполнять свою работу». Но Пеллача слишком хорошо ее знал.

– Зоуи напоминает мне ее, – призналась Хенли. – Мелиссу Гийма. Я тебе про нее рассказывала.

– Девушку из твоей школы, которая пропала?

– Она не училась в моей школе. Мы с ней вместе выросли. Она жила в одной из квартир в доме через дорогу. Полиция ничего не делала, прессу ее исчезновение не заинтересовало, никто и пальцем не пошевелил, пока не пропала пятнадцатилетняя белая девушка. Ее лицо было повсюду. Во всех газетах, во всех выпусках новостей, но Мелиссой нам пришлось заниматься самим. Это мы ее искали, развешивали постеры, пока я не нашла ее девять месяцев спустя.

– В реке, – тихим голосом произнес Пеллача. Он знал эту историю.

– Зоуи напоминает мне о ней. Вот и все. Кто-то выбросил ее, как мусор. Убийцу Мелиссы так никогда и не поймали. Я не хочу того же самого для семьи Зоуи или семьи Кеннеди.