– Прости, – сказал Рамоутер, снова поднимая телефон. – В этой квартире не очень хороший сигнал.
– Прекрати, – сказала Мишель.
В такие минуты, когда ее сознание полностью прояснялось, Рамоутер чувствовал себя еще хуже. Его глаза наполнились слезами, когда Мишель посмотрела на него с экрана ясным и напряженным взглядом. Но она его очень хорошо знала и умела на него повлиять.
– Мы оба приняли это решение. Мы же договорились! – напомнила она.
– Да. Я просто скучаю по тебе и Итану. В этом все дело, – ответил Рамоутер, вытирая слезы.
– Все будет хорошо. С нами все хорошо, – твердо заявила Мишель.
– Я знаю. Я поработаю над собой.
– Вот и отлично. А теперь давай я тебе расскажу про то, как прошел обед с подругами Памелы. Они все сумасшедшие. Знаешь, я с нетерпением жду того дня, когда их забуду.
При виде улыбающейся Мишель Рамоутер рассмеялся. Чувство вины никуда не ушло, но весь следующий час, пока он разговаривал с ней, груз не казался таким тяжелым.
Хенли знала, что мусор не для переработки забирают около одиннадцати утра. Она поставила пакеты из магазина и посмотрела на часы: 20:26. Синий мусорный контейнер блокировал ворота. Отец, вероятно, целый день не выходил из дома.
Хенли отодвинула контейнер в сторону и открыла ворота. Она зацепилась курткой за шипы на разросшемся розовом кусте, когда шла по дорожке. Сорняки пробивались сквозь трещины в плитах, которыми она была выложена.
– Какого черта? – воскликнула Хенли, когда не смогла повернуть ключ от входной двери против часовой стрелки.
Это был тот же ключ, который вот уже пять лет висел на брелке с синей картой лояльности «Теско»[14]. Хенли снова вставила ключ. Он упорно отказывался поворачиваться.
– Папа, ради всего святого!
Хенли нагнулась и крикнула в прорезь почтового ящика:
– Папа, это я, Анжелика. Открой дверь.
Она села на пятки, держась пальцами за почтовый ящик.
– Папа, подойди сюда. Просто… Пожалуйста. Я хочу посмотреть, все ли с тобой в порядке.
– Со мной все прекрасно. Уходи.
– Не уйду, пока не откроешь дверь. Я привезла тебе продукты.
– Оставь под дверью.
– Папа. Пожалуйста. Дай мне на тебя посмотреть. Обещаю, что не стану заходить в дом.
Хенли смотрела в прорезь почтового ящика и видела, как к двери приближаются ноги отца в выцветших серых спортивных штанах. Входная дверь наконец открылась.
– Папа, тебе нужно подстричься.
Это было единственным, что смогла сказать Хенли, потому что все у нее внутри сжалось. Она не видела своего отца Элайджу почти три недели, и его вид ее потряс. Он похудел. Кожа на шее как-то странно скукожилась, напоминая смятый платок. Вскоре шок сменился страхом, который чувствуют дети, понимая, что родители уже одной ногой в могиле.
Элайджа провел руками по волосам, в которых теперь было больше белого, чем седого. Его волосы выцвели еще сильнее, чем раньше, и торчали короткими неухоженными кудрями в разные стороны.
– Сегодня утром заезжал Саймон. – Хенли опустила ладонь на руку отца. Он тут же ее отдернул. – Почему ты не хотел его видеть? – мягко спросила она.
– Я не хочу видеть никого из вас.
– Папа! Позволь нам тебе помочь.
– Мне не нужна ваша помощь. Со мной все в порядке.
– Почему ты поменял замок?
– Чтобы ты и твой брат не заявлялись сюда, когда вам заблагорассудится. Я не ребенок.
– Никто и не говорит, что ты ребенок. Мы просто о тебе беспокоимся.
– Ну, со мной все в порядке. Ты меня увидела. Теперь можешь идти.
– Папа… Не надо… Ты можешь впустить меня по крайней мере на минуту?
– Я же сказал: нет!
– Хорошо. Хорошо. – Хенли ухватилась за косяк двери. – Я не буду заходить. Вот, возьми.