– Как убит?! – вскричал Скоморох. – Кем убит?!

– Вы могли бы завтра явиться ко мне на улицу Белую,10 к десяти часам? – спросил следователь полиции.

– Я приду обязательно, – сказал Скоморох. – Я сам лично казню подонка.

– Его еще нужно поймать, – урезонил его следователь.

Обернувшись к Горпищенко, Василий Васильевич спросил:

– Коньяк у тебя, Алексей, есть?

– Есть, – ответил Горпищенко и вынул из стола початую бутылку «Метаксы», три рюмки и черный шоколад. Разлил коньяк по рюмкам.

– Пусть земля ему будет пухом, – поднял рюмку Скоморох. – Погиб великий поборник с идеологической нечистью, можно сказать начинающий инквизитор Революции достоинства. Да отсохнет рука у того, кто покусился на нашего патриота. Я лично порву его на портянки. Аминь.

– Аминь, – повторил как эхо Ваня.

«Точнее сказать, ученик инквизитора, – с неприязнью подумал Горпищенко и молча опрокинул рюмку в рот.

Майское ночное небо полыхало звездами, как свечи на праздничном торте, и казалось, готово было обрушиться на красную «Таврию», мчавшуюся по разбитой сельской дороге. Черное небо, усеянное веснушками звезд, опустилось так низко над машиной будто пыталось подсмотреть, кто в ней сидит, и Альберту мерещилось, высуни руку и соберешь тут же целую горсть звезд. Элитный дачный поселок, в отличие от оставшегося позади села, переливался всеми цветами электрической радуги. Окна вторых и третьих этажей дачных домов светились в ночи желтыми, голубыми, зелеными и красными красками. Охранник переписал в свою тетрадь номера машины и молча открыл ворота.

– Мне нужен дом номер 245, – спросил его Альберт.

– Проедете два квартала прямо и свернете налево. Там увидите номер дома. К Самострелу в гости?

– Наверное, к нему, – ответил адвокат и подумал о том, какая умная и предусмотрительная у него секретарь Вика, узнай теперь, кто приехал на старой «Таврии» к какому-то Самострелу, точно бандиту, если хозяйка отдыхает в Таиланде.

В трехэтажном домике из белого камня, облицованного плиткой под красный кирпич с изогнутой крышей из зеленой металлочерепицы, казавшейся сейчас темной, светилось только одно окно на первом этаже. Альберт остановил машину в кармане у дома, заглушил ее, выключил габариты. Он еще сидел в машине, когда дверь дома отворилась и на улицу вышел невысокий худощавый мужчина в спортивных штанах и тельняшке.

– Мне нужен Роман Самострел, – сказал Альберт, подходя к нему.

– С какой вестью пожаловали, дядя? – спросил мужчина и поежился.

– Я адвокат Павла Ивановича, – ответил Альберт. – Везу маляву.

– Впервые вижу адвоката, ботающего по фене. А где сам Пал Иваныч? – настороженно спросил мужчина.

– «Бог дал – Бог взял», – сказал кодовую фразу Альберт.

– Да неужто? – изобразил на лице усмешку мужчина. – Могу сказать одно: не повезло в этом случае самому Господу. Проходите, господин адвокат, будем пить чай с вишневым вареньем и много говорить. В комнате за круглым дубовым столом сидели трое мужчин. Альберт почувствовал в напряженной тишине недоброжелательность, сквозившую в перемигивании и откровенно любопытных взглядах, которые читались примерно так: а не пошел ли ты, мил человек лесом, как ты не вовремя ввалился к нам. Самострел счел необходимым объяснить присутствие парней у него в гостях.

– Решили сыграть партейку в преферанс. Представляете, – обратился он к Альберту, – перед вашим приходом эти разбойники обули меня на пять взяток на мизере. При одной трефовой восьмерке. Вот что значит не со своего хода заход.

Мужчины молчали, выжидающе глядя на Рому Самострела. Один из них, в джинсах и в свитере без рукавов, надетом на цветную рубаху, автоматически сунул руку в карман безрукавки. Его лицо было непроницаемо и только глаза цепко следили за каждым движением Альберта. Казалось, одно неправильное движение со стороны пришедшего, и мужчина может истолковать это как нападение со всеми вытекающими последствиями. Адвокатский опыт подсказывал Альберту, что здесь собрались серьезные люди с не одной ходкой за плечами, которые предпочитают мало говорить и больше делать. Да и сам Рома Самострел был не подарок. Жилистый, с синими от татуировок руками, жестким худым лицом, без эмоций в глазах, способный в любой момент на любой поступок.