Я уже привык (и по рассказам профессора, и по личному опыту), что потенциальные клиенты долго раскачиваются. Особенно это касается женщин, хотя и мужчины порой при первом общении с частным детективом теряются или, говоря точнее, стесняются. Некоторые возражают против присутствия третьего лица, поскольку не так уж просто раскрывать душу, вплоть до самых потаенных уголков, перед посторонним человеком, тем более делать это не тет-а-тет, интимно, а как бы публично. Обычно Ивану Макаровичу приходилось клиента подталкивать, уговаривать, чуть ли не клещами слова вытягивать. Эльца Францевна оказалась редким исключением и, надо признать, изрядно шокировала не только меня, но и видавшего виды профессора.

В частности, она никак не отреагировала на мое присутствие, в том смысле, что своего отношения не обозначила. Иван Макарович представил меня в качестве своего помощника, Эльза Францевна кивнула, обернувшись, и более внимания на меня не обращала, пока этого не требовалось по ходу беседы. То есть приняла ситуацию как данность: раз сидит человек в кабинете, значит, так надо, и говорить больше не о чем.

– Уважаемый Иван Макарович, дело у меня не совсем обычное, чрезвычайно важное и крайне срочное.

– Да ко мне отчего-то с неспешными и неважными делами не приходят, – пробормотал профессор, видимо, тоже сбитый с толку обликом и манерой поведения посетительницы.

– Понимаю, но в любом информационном массиве, даже при кажущейся одинаковости составляющих его элементов, всегда можно расставить рейтинги и приоритеты. Так вот, прошу отнестись к моему делу как к имеющему наивысший приоритет. Я готова даже приплатить за срочность.

– Давайте-ка, уважаемая Эльза Францевна, не будем торопиться. Вы сначала мне все расскажете, а затем мы обсудим финансовую сторону.

– Извольте. Кстати, можете обращаться ко мне просто по имени. Мне так привычнее, в Германии отчеств нет, отвыкла за восемь лет, да и моложе я вас почти вдвое.

Иван Макарович издал горлом неясный звук, который при желании можно было принять за знак согласия. Но я-то ясно видел, что его несколько покоробило указание на почтенный возраст. Да, конечно, профессор прекрасно понимал, что он далеко уже не юноша и даже иной раз кокетливо называл себя стариком, но когда тебе молодая женщина этим в нос тычет, совсем другое дело, кому понравится? И зачем же так прямолинейно? Похоже, дамочка с тактом не в ладах, лепит, что думает. Эльза между тем, ничуть не смущаясь, пояснила:

– Я решила обратиться именно к вам, потому что одна моя приятельница отзывалась о вас в высшей степени уважительно, но, честно признаюсь, не думала, что вы такой старый. Ваш коллега моложе, но тоже мне в отцы годится, я даже подумывала сразу же уйти, однако вспомнила, что мозг ученого меньше подвергается возрастной атрофии, нежели мозг обывателя, особенно, если постоянно тренируется. К тому же моя проблема требует, в первую очередь, умения мыслить. Поэтому я решила остаться.

Вот тут у Ивана Макаровича от удивления челюсть отвисла, и он вошел в полный ступор. Я наверняка мало чем от него отличался. Это за кого же она меня принимает? В молодости я был хорошим мальчиком, позже, правда, испортился, но уж в семнадцать никак не мог стать отцом, не так воспитан.

– Как же мне лестна ваша оценка. – Немного придя в себя, профессор попытался подпустить сарказма, сохранять невозмутимость ему удавалось все труднее.

– Констатация факта не есть комплимент, – немедленно отреагировала Эльза Францевна и приступила к изложению своей проблемы, не испытывая, похоже, ни малейшего смущения.