Венедикт огляделся, пытаясь выяснить причины метаморфозы своей комнаты. За спиной он вдруг услышал звон разбитого окна и в комнату ворвался холодный зимний ветер, осыпая все вокруг снегом.

Венедикт поежился от холода и в то же мгновение, едва не зацепив его голову, в окно влетела сова. Она сделала круг по комнате, села на сейф и пристально уставилась на Венедикта, громко и зло щелкая клювом.

Пока он с удивлением рассматривал сову, за спиной услышал какой-то звук, исходящий от того места, где стоял божок.

Венедикт приглушенно выругался, когда оглянувшись, с удивлением увидел, что божок начал шевелиться. С его правой руки исчезла фигурка совы. Сначала его шевеление было едва заметным, затем все интенсивнее и интенсивнее. Будто он просыпался от долгого сна. Венедикт от неожиданности в испуге отшатнулся.

Голова божка шевельнулась, и он стал пристально смотреть на Венедикта. Зашевелились руки, ноги, голова начала двигаться. Сначала медленно, потом все быстрее. Словно статуэтка разминала мышцы после долгой неподвижности.

Волосы на голове и бороде неожиданно взметнулись, подхваченные зимним ветерком из разбитого окна, покрылись тонким слоем снега. Губы статуэтки дрогнули, зашевелились. Послышался негромкий шорох и божок начал быстро увеличиваться в размерах и вскоре перед Венедиктом стояла ожившая почти двухметровая статуя божка.

– Ты не веришь в мое существование, Венедикт? – донесся укоризненный голос. Он был странный, нереальный, с небольшой хрипотцой. Вроде открывал рот божок, а звук доносился отовсюду.

Венедикт ошеломленно смотрел на широкоскулое лицо ожившего божка.

– «Вероятно, я сплю. И это всего на всего дурной сон. Надо себя ущипнуть», – заметалась в его голове мысль.

Он ущипнул себя за руку. Да так сильно, что даже вскрикнул от боли.

– «Значит это реальность. И передо мной стоит оживший божок. Но этого же не может быть», – пронеслось в его голове.

А божок, молча, стоял, опираясь на меч, с любопытством наблюдая за манипуляциями Венедикта.

– Нет, не верю. Это не может быть. Это нереальность. Вероятно, я сплю. Не может каменное изваяние шевелиться и разговаривать, – проговорил, наконец, Венедикт.

– Что же помимо свидетельства твоих собственных чувств могло убедить тебя в моей реальности? – чуть повысил голос божок.

– Не знаю. Я материалист, и не верю во всякую мистику, – в замешательстве проговорил Венедикт.

И тут же смутился, некстати вспомнив свое знакомство с Вероникой и свои первые расследования преступлений еще в школьные и студенческие годы.

– Почему же ты не хочешь верить своим глазам и ушам. Ты видишь, что я шевелюсь, и ты слышишь мой голос, а все равно не веришь?

– Не верю, потому, что любой пустяк может воздействовать на них. Может ты это совсем не ты, а галлюцинация, обман моих органов чувств.

– Свою реальность я продемонстрирую тебе и тактильно, – возвысил голос божок.

Только он проговорил, как неизвестно откуда, Венедикт получил удар по телу. Удар был настолько сильный, что стул опрокинулся и Струкачев оказался на полу в нескольких метрах от стола.

– Ну, теперь ты веришь в мою реальность? – донесся до него саркастический голос изваяния.

– Пожалуй, верю, – произнес Венедикт, поднимаясь с пола, потирая ушибленные места и ставя на место стул.

– Это хорошо, – с удовлетворением произнес божок. – Реальность моего существования и моего могущества я тебе продемонстрировал. А теперь выслушай меня, – его раскосые глаза внимательно смотрели на Венедикта.

– Я был создан в начале двенадцатого века могущественным шаманом Надымом. Он несколько дней камлал, призвав себе в помощь трех шаманов, чтобы верховный бог верхнего мира Ульгень позволил ему изобразить в камне царя подземного царства Эрлика. Два бубна пришлось отправить на вечный покой, так как они были порваны во время длительного многочасового камлания. Сто тридцать человек мужского и женского пола были принесены в жертву во славу Ульгеня. И бог обратил на него свое высочайшее внимание.