Правозащитник просто расцвел от баздыревских речей.

К счастью, очередной постулат пояснять Баздыреву не пришлось. Ввели задержанного – смуглого мужчину лет тридцати, обросшего до глаз щетиной, в черной кожаной куртке, мятых брюках и лаковых туфлях. Он исподлобья глянул на присутствующих.

– Здравствуйте! Присаживайтесь, – вежливо предложил Баздырев. – Назовите себя, пожалуйста, гражданин.

– Беридзе Тамаз Хризантемович.

– Вы не Беридзе, – спокойно заметил Баздырев.

– А кто же?! – удивился арестант.

– Вы, гражданин, – говно!

– Чего?!

– Повторяю: говно!!! На совковой лопате. Урод, о которого даже ноги вытереть противно. Ты зачем приехал в Россию, незваный гость из независимой Грузии? Почему дома у себя не работаешь, генацвале? Потому что Россия кормить вас перестала? Трудиться не любишь, да? Что ж ты у себя в солнечной Грузии старух не грабил? Западло или обнищали все? На меня смотри! Ты приехал в чужую страну, великую страну убивать наших матерей! На самое святое руку поднял! В глаза смотреть! Я с тобой канителиться долго не буду. Психологический допрос закончен. Сейчас ты очень быстро напишешь «чистуху» по всем эпизодам, вспомнишь все. А не будешь, хорошо, я тебя отпущу. Да-да, отпущу прямо на улицу. Но у ворот тебя встретят сыновья этих старушек, которых ты бил в лицо и у которых отбирал нищенскую пенсию... Они ждут тебя. Не веришь? Можешь глянуть в окно.

Баздырев вдруг проворно вскочил, схватил грузина за шиворот и волоком подтащил к распахнутому окну. Во дворе на скамейке сидели четверо крепких мужчин зрелого возраста.

– Вот он! – крикнул им Баздырев, показывая сопротивляющегося арестанта.

Мужики, подскочили, как подброшенные пружиной.

– Давай его к нам, на шашлык поедем. Тащи этого урода...

– Ходи к нам, чача пить будем! К белий дэвочка поедем!

Удовлетворившись, Баздырев таким же образом вернул «гостя» на место.

– Вот видишь, какой у нас гостеприимный народ!

– Давай бумагу, писать буду, – шумно выдохнув, произнес Беридзе. На его лице выступила морось пота.

Журналисты оцепенели. Девушка выронила ручку и даже не заметила этого. Человек из журнала изумлено таращился то на Баздырева, то на арестанта. Он, явно хотел вмешаться в события, но, кроме неожиданной отрыжки, ничего издать не смог.

Беридзе хмуро глянул на Баздырева.

– В камере писать будешь. И смотри, без фокусов. А то, – Максимыч со значением посмотрел на журналистов, – у меня и второй постулат есть. Это, когда сначала привязывают к стулу...

Беридзе увели конвоиры. Журналисты молчали. Пауза затянулась.

– Ну, как вам мой метод? – закурив, поинтересовался Баздырев.

– Это ужасно! – взвизгнула девица. – Это же какой-то ГУЛАГ! Психическая пытка! А я-то думала, что вы действительно – милиционер-новатор, с демократическими убеждениями.

Очнулся и правозащитник.

– Если это в МВД считается самым гуманным методом, то что же считается обычной милицейской практикой? В общем, не говорите, мы знаем!!! Я не удивлюсь, если этот Беридзе повесится в камере.

– Ну и хрен с ним, пусть вешается! Разрешили, я б ему и веревку дал. Но по инструкции, к сожалению, не положено.

– Как вы можете так говорить? – ужаснулась девица. За синими очками глаза ее были, как у утопленницы.

– Могу, потому что я видел этих несчастных старух, с выбитыми последними зубами, травмами головы. Я вас есть мать? Я не желаю, чтобы она оказалась на пути вот такого джигита.

– Это будет бомба! – уже не слушая, пробормотала девица.

– Весь мир содрогнется! – в тон добавил Баздырев.

Мужчина из журнала поднялся и, помахав пальцем, произнес:

– Вы зря, иронизируете, господин майор. Когда выйдет моя статья в международном журнале «Правозащитник Вселенной» это будет о-очень большой скандал. Я не хочу угрожать, но у меня есть принципы. Точнее, это международные принципы, и вашим сотрудникам, в том числе и вам, необходимо их знать. Женевская конвенция, Конвенция против пыток, статья первая, «запугивание и принуждение» называет пытками, к вашему сведению. А то, что мы видели, как назвать, если не запугиванием человека? Скажите, будьте так любезны!